Белая кошка в светлой комнате
Шрифт:
– Архип Лукич, а как же алиби Стаса? – напомнил Гена. – Я, правда, не понимаю, о чем вы ведете речь, но хорошо помню, что у Стаса Тригуба есть алиби.
– Именно поэтому прошу вас лишней инициативы не проявлять.
Софрон Леонидович порядком удивился, просто глаза вытаращил:
– Следователи?! Ко мне?!
От Архипа Лукича не ускользнула нервозность Бубы, но услышав, что «опрашивают всех знакомых Валентина», Софрон Леонидович быстро отошел от шока, пропустил Щукина и ребят в квартиру.
Архип Лукич с минуту пристально
Архип Лукич обратился к Гене и Вадику:
– Ребята, я совсем забыл! Вот вам ключи от машины, заберите Бациллу и Клюкву. По дороге, Вадик, введи в курс дела Гену. А мы потолкуем с Софроном Леонидовичем.
Оставшись наедине с Бубой, Архип Лукич осмотрелся. Ничего лишнего. Одну стену от пола до потолка занимают полки с книгами, у другой стоит софа, у балконного окна телевизор. Стол посередине, в углу стеклянный шкаф для посуды, но посуды там нет, зато на стеклянных полках лежали… скрипки. Щукин встал, подошел к шкафу:
– О, вы коллекционируете скрипки?
– Нет, – последовал резковатый ответ. Архип Лукич бросил на хозяина дома удивленный взгляд. Софрон Леонидович приблизился, открыл шкаф и взял одну из скрипок. – Я с детства мечтал стать музыкантом, но не сложилось. Однако я стал заниматься игрой на скрипке просто для себя – отказывал себе во всем, брал частные уроки. Это моя первая. Как только у меня появилась возможность, я купил ее. Она не представляет никакой ценности, ведь сделана… на мебельной фабрике! Не смешно ли? Нежный инструмент сляпали на мебельной фабрике! Скрипку должен делать мастер, тонко чувствующий материал, ведь не из всякого дерева получится инструмент, который оживает и издает волшебные звуки. Главное для скрипки – звучание. А вот эту я купил, когда разбогател. Знаете, сколько она стоила? Тысячу рублей! Это были большие деньги… Ну, чтоб вам стало понятно, в то время машина стоила пять тысяч, правда, ее надо было еще достать. Тогда все доставали: мебель, машину, продукты…
– Интересно, – буркнул Щукин, которого не интересовали никакие инструменты. Прокуратуру если и интересуют скрипки, то только в одном случае – когда их крадут, да и то если скрипки представляют историческую ценность. – Так вы начали заниматься игрой на скрипке уже взрослым? Я слышал, надо с детства…
– С детства я и занимался, с четырех лет. А потом началась война… все и пошло прахом. Но мечта осталась. А как смотрели учителя на меня! О, вы не представляете. Мои руки ворочали уголь, и вдруг я имел наглость взять в эти руки скрипку. А вот имел! В конце концов, я не в музыканты готовился.
Архип Лукич прошелся по комнате, задержался у шкафа с книгами.
– Могу предложить только чай, – сказал Софрон Леонидович. – Кофе не пью,
– Насколько я знаю, у вас есть близкие друзья, которые не оставят вас в беде, – ввернул Щукин, так как пора было приступать к делу.
– Вы правы, – улыбнулся он. – Друзья у меня великолепные. Всех троих детей Тригубов я нянчил и считаю их внуками. Так чай будете?
– Конечно. А давайте на кухне? Нас всего двое, не стоит церемониться.
Занятная деталь – Софрон Леонидович облачился в фартук, следовательно, человек он аккуратный. М-да, Буба… Неужели он продолжатель вендетты Огарева?
– Чем же я могу быть полезен прокуратуре? – спросил Буба.
– Скажите, а как вы лично относитесь к Валентину?
– Он муж Музы, и этим все сказано.
– И все-таки вы не ответили прямо. Скажите, замечали вы в Валентине негативные стороны? В него ведь стреляли… Наверное, он что-то натворил?
– Не знаю, что он там натворил, но я отношусь к нему… ровно.
– Но почему, почему ровно? Знаете ли, в вашем ответе присутствует двойной смысл. И все Тригубы обтекаемо говорят о Валентине. Отсюда напрашивается вывод, что его в семье Музы не любят.
– Вы ошибаетесь. Дело в том, что Валентин сам не очень стремится сблизиться с семьей жены, предпочитает отдаленность.
– Может, потому, что его недолюбливают? – подлавливал собеседника Щукин.
– Да кто вам сказал, что его недолюбливают? – довольно темпераментно воскликнул Софрон Леонидович. – Не навязываются, так будет точнее.
– А конфликт со Станиславом Тригубом? Разве он не повлиял на отношение семьи к Валентину?
– О нем уже все забыли. У кого не случаются конфликты?
Софрон Леонидович налил чаю себе и Щукину, поставил на стол блюдце с нарезанным лимоном, сахар и сливочное масло с батоном.
– Извините, больше ничего деликатесного нет, я собираюсь на дачу.
– Хм, – усмехнулся Щукин, беря чашку. – А хотите, расскажу небольшую историю? Жил-был один человек… скажем, по фамилии Самойлов, а имя… имя дадим ему Фрол… – Софрон Леонидович всего-то поднял на него настороженные глаза, и более ни один мускул не дрогнул на его лице, а заинтересованность все же просматривалась. А Щукин продолжал: – И вот этого Фрола Самойлова убивают семью пулями в шестьдесят первом году. Из пистолета «вальтер». Проходят годы… Вам интересно?
– Не так чтобы очень…
– Но я все же продолжу. Однажды сын Фрола… допустим, его звали Георгием, после совещания на заводе возвращался на личном транспорте… Забыл, какой марки была у него машина?
– Не помню, – выпалил Софрон Леонидович.
– Не помните! – поймал Бубу Щукин, тот нахмурился. – А вот я вспомнил – «Волга». В нашей стране это была крутая тачка, символ благосостояния. Может, дальше сами расскажете, ведь вы… были очевидцем… или соучастником?
– Бросьте! – подскочил Софрон Леонидович. – Несете, простите, ахинею! Соучастник! Нет, я не был соучастником, слышите? Не был!