Белая кошка

Блэк Холли

Анни пожимает плечами, на подоле тихонько позвякивают колокольчики.

— А что?

— Это тоже необратимо?

— Обратимо. Другой мастер может повернуть процесс вспять, если только жертву превратили в живое существо. Если, например, парня сделать лодкой, а потом обратно парнем, трансформацию он не перенесет. Живое превращается в неживое навсегда.

Навсегда. Спросить ее про девчонку, ставшую кошкой? Нет, нельзя сообщать такие подробности, и так уже рискую дальше некуда.

— Спасибо.

Встаю. Не очень пока

понятно, какая мне польза с этого разговора, ясно одно: чтобы добыть нужные ответы, придется хорошенько побегать.

— Передай деду привет от Косой Анни, — подмигивает гадалка.

— Хорошо.

Не буду ничего передавать, а то придется объяснять, зачем я мотался в Карни. Отойдя на несколько шагов, вспоминаю еще кое-что и возвращаюсь:

— А миссис Захарова все еще в здешних краях?

Мама Лилы. Вспоминаю, как повесил тогда трубку, услышав ее голос, и взгляд миссис 3. в номере гостиницы на дне рождения ее дочери. Мне давно кажется, что она уже тогда, раньше меня самого, разглядела притаившееся чудовище.

— Конечно. Куда же она из Карни? Муженек тут же откроет охоту.

— Охоту?

— Считает, будто жена в курсе, куда делась дочка, но ему не говорит. Я ее успокоила: она переживет мужа. Бриллиант Бессмертия не всесилен.

— Тот, что он вместе с Лилой купил в Париже?

Не знал, что камень так называется, вроде что-то там еще было про Распутина.

— Говорят, он заколдован: владелец якобы никогда не умрет. Чушь, в общем-то, ведь тогда получается — камень не просто отводит проклятия. Но пока действует: ведь Захарова еще никому не удалось укокошить, а сколько народу пыталось! Вот бы взглянуть на этот талисман!

Анни наклоняет голову.

— А ты вроде был влюблен в Лилу? Да-да, точно, волочился за ней постоянно. И брат твой тоже.

— Это когда было.

Гадалка поднимается на цыпочки и целует меня в щеку. От неожиданности даже вздрагиваю.

— Два брата и одна девушка, тут добра не жди.

У Баррона была помимо нее куча других девчонок: одноклассницы старше нас, все уже на своих машинах. Лила постоянно ему звонила, а я врал, почему брата нет дома, плел какие-то глупости, все надеялся, что она меня раскусит. Но ничего подобного — всегда верила. Мы обычно долго говорили по телефону, пока он не являлся или пока Лила не засыпала.

Хуже всего получалось, когда Баррон брал трубку и разговаривал с ней таким скучающим, безразличным голосом, уставившись в телик. Он мне однажды сказал:

— Лила всего-навсего ребенок, не настоящая моя девушка, а так. Да еще и ехать до нее целых два часа.

— Так почему ты ее не бросишь?

Я хорошо помнил Лилин голос по телефону, звук дыхания в трубке, когда она засыпала. Как он мог хотеть кого-то другого? Баррон ухмыльнулся в ответ.

— Чтобы не ранить девические чувства.

Я тогда хлопнул кулаком по обеденному столу, аж тарелки подпрыгнули вместе с мусором.

— Она дочь Захарова — только поэтому ты с ней и встречаешься.

Брат ухмыльнулся еще шире:

— Как знать. Может, я с ней гуляю, чтоб тебе насолить.

Следовало рассказать Лиле всю правду, но тогда бы она перестала звонить.

Якудза зашивают под крайнюю плоть пениса жемчужины — по одной за каждый год отсидки в тюрьме. Бамбуковой щепкой делают надрез и заталкивают жемчуг в рану. Жутко больно, наверное. По сравнению с этим три маленьких камешка зашить в ногу — полная фигня.

Останавливаюсь на парковке. Вываливаю содержимое полиэтиленового мешка прямо на заднее сиденье — затарился в ближайшем супермаркете — и отворачиваю штанину на левой ноге. Сначала надо выбрить на голени небольшой участок, сантиметров пять-шесть, промыть водой из бутылки. Получается страшно медленно: дешевое одноразовое лезвие обдирает кожу.

Черт, забыл купить салфетки, чтобы промокнуть кровь. Снимаю рубашку и прикладываю к ноге. Щиплет, но я не обращаю внимания. Вообще-то в мешке есть бутылка перекиси водорода. Ладно, может, позже, когда соберусь с силами, а пока и так больно.

Достаю еще одну бритву. За окном снуют люди — семейные пары толкают перед собой тележки с покупками, смеются дети, прохаживаются мужчины с бумажными стаканчиками. Виновато отворачиваюсь и шепчу про себя: «Не смотрите», а потом прижимаю острое лезвие к коже.

Даже страшно немного — насколько легко оно входит, почти никакой боли, как от небольшого укуса. По телу разливается странный холод, руки-ноги словно чужие. Сначала почти ничего не видно — только едва заметная тонкая линия, затем выступает кровь, сперва маленькими каплями, а потом на месте раны набухает длинная красная полоса.

Самое жуткое — заталкивать камешки внутрь. Нестерпимо больно, как будто приходится сдирать кожу живьем. Три камня, по одному за каждый год, что я считал себя убийцей. Изо всех сил сдерживая тошноту, заправляю нитку в иголку и накладываю два кошмарных кривых стежка.

Мне надо домой. Заберу Лилу и ударимся вместе в бега. Как можно дальше. В Китай, например: найду там мастера, чтобы превратить ее обратно в девочку. Может, пойдем к Захарову, и я попробую ему все объяснить. Но определенно сегодня вечером.

Разговор с Косой Анни не прояснил главного: кто был тем мастером памяти. Но теперь я знаю точно: надо мной поработали. Наверное, Антон — ведь они что-то явно затевают вместе с Филипом и Барроном. Вроде племянник Захарова специализируется на удаче, но ведь он вполне мог заставить меня так думать. И к Баррону в башку, видимо, залез.

С одобрения Филипа.

Вспенивается перекись водорода. Ничего, пускай кружится голова, пускай руки трясутся. Дело сделано. Никто больше не заставит меня забыть. Ничего и никогда.