Белая Кость
Шрифт:
— Не выдумывайте, — оскорбился Лагмер.
— Чтобы избежать недоразумений, мы произведём расчёты в золотомонетных фунтах.
Лагмер мысленно выругался: этого прохиндея не проведёшь.
— За пять сотен Выродков вы заплатите пять фунтов. Плюс трофеи, какие они захватят. Расходы на пропитание моих людей вы тоже берёте на себя.
Пытаясь скрыть растерянность, Лагмер проглотил вино, не чувствуя вкуса. Отставив кубок, вытер губы ладонью:
— Многовато за одно сражение.
— Одно или десять — мне всё равно, — пожал плечами Айвиль и вернул монету Лагмеру. — Я беру плату за месяц. Деньги
— Если бы я собирался воевать целый месяц, я бы выложил эту сумму не раздумывая. Но речь идёт об одном сражении.
— Вы не учитываете время, которое Выродки потратят на дорогу до поля брани и обратно. Не учитываете время, которое они потратят на изучение местности и боевое слаживание. А я учитываю. Мои люди — не крестьяне и не скот. Я не отправляю их на убой. Они должны выиграть сражение и вернуться живыми.
— Мне нужна только сотня.
— Тогда скажите, с кем собрались воевать. И ударим по рукам.
— Не ударим. — Лагмер выбрался из кресла и направился к двери. На пороге оглянулся. — Хочу нанять убийцу.
После недолгих переговоров Айвиль распрощался с гостем и вернулся в логово Небесной Стаи. Первым делом обсудил детали убийства с исполнительницей — юной девушкой с многозначительным именем Игла. Затем собрал командиров отрядов и вместе с ними склонился над картой.
— 1.6 ~
На дозорной площадке, расположенной наверху господской башни, холод ощущался особенно остро. Между каменными зубцами свистел промозглый ветер. Солнце пряталось за низкими облаками. Деревню, примыкающую к Мэритскому замку с востока, заволокло клубами сизого дыма: крестьяне прогревали жилища. За северной крепостной стеной простиралась грязно-жёлтая степь. Высокая трава с длинными пушистыми метёлками, носившая название «кобылий хвост», колыхалась из стороны в сторону как бурливое море. На западе и юге чернели поля.
— Скоро ты станешь королевой, и жизнь изменится, — проговорил Флос, глядя одним глазом на дорогу, бегущую через степь к кленовой роще, одетой в золотисто-красный наряд.
Второй глаз Флоса был затянут бельмом. Когда-то Флос щурил его только на людях. Потом привычка укоренилась, веко задеревенело, и последние десять лет с сурового лица не сходила ехидная гримаса.
— Моя жизнь или ваша, отец? — тихо спросила Янара, кутаясь в накидку из овечьей шерсти.
Флос повернулся к ней:
— Наша жизнь, Янара. Твоя, моя, твоего брата и твоей сестры.
Порыв ветра взъерошил его седые волосы, взлохматил мех на воротнике поношенного плаща. Флос вытер слезу, блеснувшую в уголке больного глаза, и отвернулся.
Янара с горькой усмешкой посмотрела ему в спину. Что он знает о её жизни? Если бы отец приехал два года назад, она бы упала ему в ноги и до хрипоты умоляла забрать её. Год назад она бы радовалась как щенок ласковому слову, тёплому взгляду. Сегодня Янара даже не спросила, зачем отец пришёл, и не могла дождаться, когда он уйдёт.
Флос добрую половину жизни провёл в сражениях. В битве на Гнилом поле он закрыл собой короля Осула и поймал грудью стрелу. Поступок смелый до безрассудства: король был закован в латы, а Флос бился в стёганом гамбезоне — в одежде из нескольких слоёв ткани. Король Осул оценил храбрость воина,
Отцу бы взять детей и убраться подальше от опасных земель, но он дорожил подарком короля и не желал превращаться в бродячего рыцаря, который ничего не оставит сыну в наследство, кроме затупившегося меча и новых, не опробованных в бою рыцарских доспехов.
Сначала Флос хотел развеять прах супруги с каланчи. Потом решил сделать в подвале фамильный склеп. Ведь отныне род Флосов входит в рыцарское сословие! Как у любого знатного рода, у Флосов должно быть одно определённое место для упокоения! Разумеется, никакой он не знатный, и рыцарь только на бумаге, поскольку после ранения утратил сноровку и больше не участвовал в боях. И в убогих дозорных башнях не строят гробницы. Однако непомерно раздутая гордость мешала Флосу трезво мыслить.
В старой неухоженной каланче раньше хозяйничали дозорные, они сменялись каждый год, о чистоте и порядке особо не заботились. В подвале хранились дрова, истлевшие мешки с обносками, поржавевшие жаровни, сломанные лестницы… Освободив помещение от мусора, Флос начал рыть яму, куда собирался поставить сосуд с прахом жены и где намеревался упокоиться сам, и обнаружил тайник, а в нём сундук со старинными золотыми монетами. В мгновение ока сын Флоса стал наследником солидного состояния, а дочери — завидными невестами.
Слух о разбогатевшем рыцаре распространился со скоростью штормового ветра. К этому приложили руку деревенский священник, проводивший обряд очищения клада от скверны, и сборщик податей, пожаловавший за налогом на богатство. Флосу пришлось нанять Выродков для охраны своего семейства, и отнюдь не от степных племён.
Для Янары стало полной неожиданностью, когда отец вызвал её в трапезную комнату, представил двум дворянам — старому и молодому, дождался их кивка и объявил, что она выходит замуж за герцога Холафа Мэрита. Янара потеряла дар речи. Она не может выйти замуж раньше старшей сестры! Не может её унизить! Сестра стояла здесь же, пунцовая от стыда, готовая провалиться сквозь землю. Ведь эти лорды приехали за ней, но посмотрели, подумали и потребовали показать младшую дочку.
Отца не проняли ни мольбы Янары, ни слёзы. Священник, прибывший с лордами, пробормотал молитвы и дал молодожёнам поцеловать брачный молитвослов в белом переплёте. Янару тут же усадили в повозку, в ноги поставили приданое — сундук с золотыми монетами. Старшая сестра, превратившаяся из завидной невесты в опозоренную бесприданницу, выглянула из прорези-окна и спряталась. Брат, потеряв в один миг немалое наследство, не соизволил попрощаться. Отец прошептал Янаре в ухо: «Не бери близко к сердцу. Скоро ты станешь королевой и отблагодаришь нас за всё, что мы для тебя сделали», — и скрылся в каланче. Выродки проводили свадебную процессию до дороги и отправились в Ночной замок. Флос уже не нуждался в их услугах.