Белая Кость
Шрифт:
Рэн сделал круг по вышке, разглядывая сверху колодец, сарай, конюшню. Сыны Стаи сидели в сёдлах неподвижно, и кони их не двигались.
— Где леди Янара?
Бари выпрямил спину и направил на Рэна настороженный взгляд:
— В деревне.
— Что она там делает?
— Работает в холостяцком доме.
Рэна бросило в пот.
— Где?
— Это не то, что вы подумали! — воскликнул Бари. — В холостяцком доме живут безземельные крестьяне, батраки. Зимой многие подаются в города, просят милостыню или грабят. Весной возвращаются. А некоторые остаются зимовать.
— Кем она работает?
— Янара-то? Прачкой.
Рэн стиснул кулак:
— Вы в своём уме? Вдова герцога — прачка?!
— Мне это тоже не нравится, — начал оправдываться Бари. — Но что делать-то? Я должен наблюдать за этой треклятой границей, хотя мне за это не платят. Я привязан к этой вышке, как телёнок к дрючку. На моей шее две сестры. Их никто не возьмёт замуж, потому что я не дам им хорошего приданого. И я тоже человек, я хочу жениться, хочу детей. Хоть бери верёвку и вешайся. Янару примут в монастырь. А Рула? Что с ней будет?
Рэн спустился на первый этаж и вышел во двор.
— Поговорите со своим главным, — прозвучало за спиной. — Вдруг у него получится платить мне за службу. Хоть немножко.
Рэн оглянулся. Стоя в дверях, Бари комкал в руках край заношенной куртки.
— Вообще-то я приехал вернуть приданое леди Янары.
Бари округлил глаза:
— Она сказала, что лорд Мэрит теперь нищий. Выходит, обманула?
— Нет, не обманула, — произнёс Рэн и дал знак своим спутникам.
Двое наёмников выехали вперёд, держа за поводья боевого коня и иноходца. Их и ещё восемь лошадей, отошедших сынам Стаи в качестве трофея, забрали из конюшни Мэритов.
— Это мне? — спросил Бари недоверчиво.
— Вам, — кивнул Рэн, — если пообещаете, что леди Янара ни в чём не будет нуждаться.
— Можно к ним подойти?
— Вы не ответили.
Не дожидаясь разрешения, Бари сбежал с лестницы и приблизился к коню:
— Это же боевой конь! Самый что ни на есть настоящий боевой конь! Бог мой! Отец говорил, что такой конь стоит как три тысячи овец. Господи! — Бари перешёл к иноходцу. — Стоит как десять мулов! Не меньше!
— Обещайте! — потребовал Рэн, спустившись во двор.
Бари обернулся: лицо раскраснелось, глаза горят.
— Она будет жить как королева!
Рэн окинул взглядом каланчу. Как королева… Вряд ли.
Завязав ремень с мечом на поясе, забрался в седло и послал коня прочь от каланчи. Немного проехав, остановился. Душа не на месте.
Услышав топот копыт, Бари выглянул из конюшни.
— Где находится холостяцкий дом? — крикнул Рэн.
Бари махнул рукой:
— Деревня там. В двух лигах.
— Чей это феод?
— Ничей. Королевский.
— 1.29 ~
Тропинка бежала между молодыми соснами. Сочная зелень, столь непривычная для глубокой осени, и весёлый щебет птиц совершенно не радовали. Глядя перед собой, Рэн мысленно твердил: «Ничей. Королевский. Ничей». Всё, что принадлежит королю, в этой стране считается ничьим. Никто не охраняет его владения, старосты его деревень платят разбойникам дань, граница королевства — всего лишь условная линия на карте.
Впереди показалась большая деревня, растянувшаяся по пологому склону холма. В долине узкой лентой текла река и чернели поля, размежёванные рядами колышков. Крестьянские наделы. Королевские земли, скорее всего, находились с другой стороны взгорья и, по всей видимости, были покрыты сухими сорняками.
Рэн не хотел проверять, верны ли его догадки: этим он займётся, когда станет королём. В голове спутались все мысли. Он не понимал, зачем сюда приехал. Не знал, о чём будет говорить с Янарой. Решив посмотреть на неё издалека и уехать, немного успокоился и стал с любопытством озираться.
Зажиточным считался лошадный крестьянин. Обычно таких двое или трое на всю деревню. Они нанимали батраков, разрешали споры бедноты и следили за порядком в крестьянской общине. В этом селении Рэн насчитал семь богатых дворов: с конюшнями, коровниками и собственными колодцами. По соседству с ними теснились лачуги под соломенными крышами цвета гнилых яблок, без окон либо с окошками, затянутыми бычьими мочевыми пузырями.
Все, кто встречался Рэну на пути, катили тележки с хворостом: крестьяне готовились к зиме. Детвора испуганно выглядывала из-за плетней.
Рэн спросил у сидящего на крыльце старика, где находится холостяцкий дом. Опасливо косясь на сынов Стаи, старик указал клюкой поверх крыш. Отряд двинулся в непонятном направлении. Чуть позже Рэн обратился с этим же вопросом к мужику, нёсшему на загривке плотный валик сена.
Тот сбросил валик на землю. Вытер суконным колпаком лицо:
— Вам нужен холостяцкий угол, милорд?
— Холостяцкий дом, — уточнил Рэн.
— Угол, дом… У нас по-всякому его называют. Он на окраине деревни, у запруды.
Извилистая речка с зеркальными водами, огибая подножие холма, пряталась в белёсых зарослях камыша. Течение перекрывал частокол. Вода возмущённо бурлила и с трудом просачивалась сквозь листву и ветки, собравшиеся возле преграды. Мужики вытягивали тони. Здесь же, на берегу, потрошили рыбу. Они вряд ли платили промысловый налог, а значит, занимались воровством, уверовав в свою безнаказанность: река ведь королевская — стало быть, ничья. В противном случае при виде всадников мужики бросили бы невод и разбежались.
Рэн заставил себя промолчать — сейчас он никто — и свернул на тропинку, которая вывела к бревенчатому дому. На верёвках трепыхались мужицкие рубахи и исподнее. Над ушатом, стоящим на табурете у колодца, склонилась женщина в чёрном платке. Рэн не видел её лица. Сердце подсказало: это Янара.
— Миледи! — позвал он, забыв, что хотел только увидеть и уехать.
Она вздрогнула. Помедлив, подняла голову.
Рэн спешился и подошёл к ней:
— Вы меня не узнаёте?
Янара вытерла нос тыльной стороной ладони; руки красные от ледяной воды. Мизинцем заправила льняную прядь под крестьянский вдовий платок — в отличие от простолюдинок, вдовы-дворянки носили чёрное платье и белый головной убор.