Белая львица
Шрифт:
– Я приеду.
На этом разговор закончился. Франц Малан позвонил капитану Брейтенбаху и сообщил, что лично полетит завтра в Дурбан. Потом стал размышлять, чем же так обеспокоен Ян Клейн. Скорей всего, это связано с большой операцией. Только бы она не сорвалась!
В четыре утра 1 мая Ян Клейн выехал из Претории. Миновал Йоханнесбург и уже скоро направился по шоссе N-3 в сторону Дурбана. В восемь он рассчитывал быть на месте.
Ян Клейн любил водить машину. При желании он бы мог, конечно, лететь в Дурбан на вертолете, но тогда оказался бы там слишком быстро. А в машине он был один, только пейзаж мелькал за окном - можно все как следует обмозговать.
Он прибавил скорость, думая о том, что возникшая в Швеции проблема скоро будет устранена. Несколько дней его одолевали сомнения: вправду ли Коноваленко так ловок и хладнокровен, как он предполагал? Может, сделка с ним была просчетом? Но после долгих размышлений решил, что поступил правильно. Коноваленко сделает все необходимое. Виктора Мабашу скоро уберут. Вероятно, уже убрали. Человек по имени Сикоси Цики, второй в списке, займет его место и пройдет у Коноваленко точно такую же подготовку.
Единственное, что по-прежнему казалось Клейну странным, был сам инцидент, который привел Виктора Мабашу к срыву. Почему смерть какой-то ничтожной шведки вызвала у Виктора Мабаши столь бурную реакцию? Выходит, несмотря ни на что, у него все-таки было слабое место - сентиментальность? В таком случае большая удача, что этот изъян обнаружился вовремя. Кто знает, что сделал бы Виктор Мабаша, увидев в прицел свою мишень.
Он отбросил мысли о Викторе Мабаше и вернулся к слежке, которую негласно вели за ним самим. Ничего конкретного в файлах не было - ни имен, ни мест, ничего такого. Но он прекрасно понимал, что опытный офицер разведки все равно сумеет сделать определенные выводы. В том числе касательно планов серьезного политического теракта.
Откровенно говоря, ему повезло, думал Ян Клейн. Он вовремя обнаружил, что кто-то лазил в его файлы, и сумеет предпринять ответные шаги.
Полковник Франц Малан поднялся в вертолет, ожидавший его на особом армейском аэродроме под Йоханнесбургом. Было четверть восьмого, и в восемь он рассчитывал быть в Дурбане. Кивнув пилотам, пристегнул ремни и, меж тем как машина набирала высоту, смотрел вниз. Он чувствовал усталость. Размышления о том, что тревожит Яна Клейна, не дали ему до рассвета сомкнуть глаз.
Он задумчиво глядел на африканское предместье, над которым летел вертолет. Запустение, трущобы, дым костров.
Разве они смогут победить нас?
– думал он. Главное - проявить упорство и показать, что мы не шутим. Конечно, прольется много крови, в том числе и крови белых, как вчера вечером в Пайнтауне. Но чтобы сохранить в ЮАР власть белых, надо платить, и дорогой ценой. Большими жертвами.
Франц Малан откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и попробовал вздремнуть.
Скоро он узнает, что тревожит Яна Клейна.
В Пайнтаун, к оцепленному ресторану, они подъехали друг за другом, с промежутком в десять минут. И час с лишним пробыли в залитом кровью помещении вместе с местными полицейскими под командой комиссара Самуэла де Беера. И Ян Клейн, и Франц Малан не могли не признать, что налетчики поработали как следует. Число убитых, видимо, составит человек девять-десять, но это не главное. Кровавая расправа над невинными дегустаторами принесла нужные результаты. Белые пришли в бешенство, и уже раздавались призывы к мести. На пути в Дурбан Ян Клейн слышал по радио заявления Нельсона Манделы и президента де Клерка, которые сурово осудили случившееся. Вдобавок де Клерк пригрозил террористам беспощадным возмездием.
– Есть какие-нибудь зацепки насчет того, кто устроил этот кошмар?
– спросил Ян Клейн.
– Пока нет, - ответил де Беер.
– Даже машину их никто не видел.
– Лучше бы правительство сразу назначило вознаграждение, - сказал Франц Малан.
– Я лично попрошу министра обороны поднять этот вопрос на следующем заседании кабинета.
В эту минуту на улице возникла суматоха - возле оцепления собралась толпа белых, многие демонстративно с оружием. Черные африканцы, заметив сборище, благоразумно сворачивали в сторону. Внезапно дверь ресторана распахнулась, и внутрь вбежала белая женщина лет тридцати. Она была на грани истерики и, увидев комиссара Сибанде, единственного чернокожего в этом помещении, вдруг выхватила пистолет и выстрелила в его сторону. Гарри Сибанде успел броситься на пол и укрыться за опрокинутым столом. Но женщина направилась прямо туда, судорожно сжимая обеими руками пистолет и продолжая стрелять. И все это время выкрикивала на африкаанс, что отомстит за брата, убитого вчера вечером. И не остановится, пока не будет уничтожен последний кафр.
Самуэл де Беер кинулся на нее, обезоружил и увел в полицейскую машину. Гарри Сибанде выбрался из укрытия. Он был потрясен. Одна из пуль пробила столешницу и порвала рукав его пиджака.
Ян Клейн и Франц Малан наблюдали за инцидентом, занявшим буквально несколько секунд, и думали об одном и том же. Поступок этой белой женщины ярко высветил цель, ради которой была устроена вчерашняя кровавая бойня. Это лишь начало. Ненависть прокатится по стране исполинской волной.
Вернувшийся де Беер сказал, утирая с лица пот и кровь:
– Ее можно понять.
Гарри Сибанде промолчал.
Ян Клейн и Франц Малан обещали де Бееру любую необходимую помощь. Разговор завершился взаимными уверениями, что теракт должен быть раскрыт и будет раскрыт в самое ближайшее время. Затем оба они покинули ресторан, на машине Яна Клейна выехали из Пайнтауна, направляясь на север по магистрали N-2, и возле указателя «Умхланга-Рокс» свернули к морю. Ян Клейн затормозил у рыбного ресторанчика, расположенного прямо на берегу. Здесь им никто не помешает. Они заказали морских раков и минеральную воду. С моря задувал мягкий ветерок. Франц Малан снял пиджак.
– Насколько мне известно, комиссар де Беер на редкость бездарный следователь, - сказал он.
– А вот у его коллеги, у этого кафра, говорят, мозги куда лучше работают. И упорства ему не занимать.
– У меня те же сведения, - отозвался Ян Клейн.
– Дознание будет бестолково топтаться по кругу, пока все, кроме родственников, не забудут об инциденте.
– Он положил нож, промокнул рот салфеткой.
– Смерть всегда штука неприятная. Никто не затевает кровавой бани без крайней нужды. С другой стороны, нет победителей без побежденных. Как нет победителей без жертв. Наверно, в сущности, я самый примитивный дарвинист. Выживает сильнейший, а значит, право на его стороне. Когда в доме пожар, не спрашивают, где он возник, а начинают тушить.