Белая львица
Шрифт:
– Мне не с кем поговорить, - закончил он.
– Если б хоть Рюдберг был жив. Помнишь его?
– Унылый такой, мрачный?
– Ну что ты, он был другой. Хотя иногда и казался суровым.
– Я помню его. Я надеялась, что ты никогда не станешь таким.
На сей раз тему сменил он:
– Что ты знаешь о ЮАР?
– Да не очень-то и много. Ну, например, что с чернокожими африканцами там обращаются почти как с рабами. И я, конечно, против этого. В народном университете у нас была встреча с одной негритянкой из ЮАР. Она такое рассказывала,
– В любом случае ты знаешь больше меня, - сказал Валландер.
– В прошлом году, когда был в Латвии, я все время удивлялся, как умудрился дожить до сорока с лишним лет, ничего толком не зная о мире.
– Ты же не обращаешь внимания! Помню, лет в двенадцать-тринадцать я пыталась задавать вопросы. Но ни тебя, ни маму вообще не интересовало, что происходит за нашей калиткой. Только и разговору что о доме, о клумбах да о твоей работе. И ни о чем другом. Вы ведь поэтому и расстались?
– Ты так думаешь?
– Вы всю жизнь свели к проблеме тюльпанных луковиц и новых кранов в ванной. Вот о чем вы рассуждали, если вообще разговаривали между собой.
– А что дурного в разговорах о цветах?
– За своими клумбами вы не видели, что происходит вовне.
– Она резко оборвала разговор и спросила: - Сколько у тебя времени?
– Час по крайней мере.
– Стало быть, фактически нет. Но можно повидаться попозже вечером, если хочешь.
Дождь перестал, они вышли на улицу.
– Не трудно ходить на таких высоких каблуках?
– с сомнением спросил Валландер.
– Трудно. Но постепенно привыкаешь. Хочешь попробовать?
Валландер заметил, что ужасно рад ей. Внутри что-то расслабилось. Он провожал дочку взглядом, пока она, махнув на прощание рукой, не исчезла в метро.
И в эту самую минуту понял, что именно приметил днем в халлундскои квартире и никак не мог определить.
Теперь он знал, что это было.
Пепельница на полке! Совсем недавно он уже видел такую. Может, это и случайность. Но вряд ли.
Ему вспомнился вечер, когда он ужинал в истадской гостинице «Континенталь». Сперва сидел в баре. И на столе перед ним стояла стеклянная пепельница. Точь-в-точь такая же, как в гостевой комнате у Рыковых.
Коноваленко, подумал он.
Коноваленко побывал в «Континентале». Возможно, сидел за тем же столиком, что и я. И не устоял перед соблазном прихватить с собой тяжелую стеклянную пепельницу. Человеческая слабость, самая заурядная. Ему и в голову не могло прийти, что комиссар уголовной полиции из города Истад заглянет в небольшую комнату халлундской квартиры, где он временами ночует.
Валландер поднялся в свой номер, размышляя о том, что не такой уж он никудышный полицейский. Время пока не упущено. И он сумеет раскрыть бессмысленное и жестокое убийство женщины, заблудившейся на дорогах Крагехольма.
Затем он подытожил все, что знал. Луиза Окерблум и Клас Тенгблад убиты из одного оружия. Кроме того, Тенгблада застрелил человек, говоривший по-шведски с акцентом. На черного африканца, свидетеля убийства Луизы Окерблум, охотится человек, который тоже говорит с акцентом и предположительно зовется Коноваленко. Этот Коноваленко - знакомый Рыкова, хотя тот упорно отпирается. Судя по комплекции, Рыков вполне мог быть «Нурдстрёмом», которому Альфред Ханссон сдал дом. И в рыковской квартире есть пепельница, доказывающая, что кто-то из них бывал в Истаде. Немного, конечно, и, если б не пули, взаимосвязь выглядела бы весьма и весьма шатко. Но здесь ему поможет интуиция, теперь нужно положиться именно на нее. Если как следует прижать Рыкова, можно бы получить ответы, которые так необходимы.
В тот же вечер они с Линдой поужинали в ресторане рядом с гостиницей.
На сей раз Валландер чувствовал себя в ее обществе менее неуверенно. Спать он лег около часу ночи, думая о том, что давненько не проводил вечер так приятно.
Наутро около восьми, придя в управление, Валландер изложил изумленным оперативникам свои халлундские открытия и выводы. Поначалу он чувствовал, как его слова бьются о глухую стену недоверия, но желание схватить убийцу товарища оказалось сильнее, и мало-помалу настрой изменился. В конце концов все согласились с его выводами.
А затем события начали разворачиваться с огромной быстротой. Пока готовили захват, дом в Халлунде был взят под наблюдение. Молодой энергичный прокурор, не колеблясь, поддержал планы полиции схватить преступника.
Операция была намечена на два часа дня. Меж тем как Лувен и его коллеги прорабатывали детали, Валландер молча держался в стороне. Около десяти, в самый разгар суматохи, он прошел в кабинет Лувена и позвонил Бьёрку в Истад. Рассказал о захвате, намеченном на вторую половину дня, и о том, что убийство Луизы Окерблум, видимо, вот-вот будет раскрыто.
– Признаться, звучит все это просто невероятно, - сказал Бьёрк.
– Мы живем в невероятном мире.
– Как бы там ни было, ты здорово поработал. Я сообщу всем нашим, что происходит.
– Только без пресс-конференции, - сказал Валландер.
– И пока ни слова Роберту Окерблуму.
– Конечно нет. Когда думаешь вернуться?
– Как только смогу. Что с погодой?
– Лучезарная. Похоже, все-таки пришла весна. Сведберг чихает как сумасшедший, от аллергии. А это, как ты знаешь, безошибочный признак весны.
Положив трубку, Валландер почувствовал легкую ностальгию. Но напряжение перед захватом было еще сильнее.
В одиннадцать Лувен собрал всех участников халлундской операции. Наблюдатели сообщали, что Владимир и Таня находятся в квартире. Есть ли там кто-нибудь еще, неизвестно.
Валландер внимательно слушал Лувена. Он понимал, что здесь, в Стокгольме, задержание происходит совсем не так, как у них в Истаде. Да и масштаб совершенно другой. Единственное, что ему вспомнилось, - это происшествие годичной давности, когда они брали наркомана, который забаррикадировался в летнем домике в Сандскугене.