Белая ночь
Шрифт:
Наташа не стала устраивать диких сцен. Она решила учиться. Первые ее попытки шутить, казаться оригинальной, непростой девчонкой были неуклюжи и вызывали с его стороны насмешки и остроты. Но Наташа сделала одну простую вещь, о которой ей все время говорила Зорина, но которой она не придавала значения. Теперь она стала читать. Читала она медленно, с постоянной прикидкой на использование прочитанного в общении.
На следующей вечеринке Наташа всего-то два раза процитировала Гашека и Цветаеву, случайно и совсем не к месту, но почувствовала, как невидимый центр компании смещается в ее сторону. Чтобы закрепить успех, она станцевала,
Симаков становился с ней все серьезнее и серьезнее. Наташа чувствовала на себе уже не похотливый, а изучающий взгляд. Наташа чувствовала, что он не понимает ее и начинает ее бояться. К тому же она стремительно прогрессировала в постели и временами ловила ощущение власти над этим мужчиной, а может, над мужчинами вообще.
Однажды на переходе через Лермонтовский проспект перед Наташей затормозили «Жигули». «Наверное, опять не правильно перехожу улицу», — подумала девушка и приготовилась выслушать внушение от водителя. Но из машины высунулось широко улыбающееся, круглое, но с маленьким остреньким подбородком, лицо пожилого человека.
— Наташенька! — он жестом пригласил ее садиться в машину. — Что же вы стоите? Не узнаете? Как не стыдно! Лавры победителя закрыли вам глаза. А ведь мне посчастливилось даже целовать вас. Когда? А кто вам вручал медаль за первое место два месяца назад?
— Простите меня, пожалуйста, но я была в таком состоянии…
— Понимаю и не сержусь. Вам куда? Еще не решили? Завидую вашему юному беззаботному возрасту. Давайте просто прокатимся по городу. Хорошо?
— Хорошо, — Наташа так обрадовалась, что в большом и чужом ей городе есть, оказывается, пожилой мужчина, которому ничего от нее не нужно. И ей от него — тем более. Ей сразу стало спокойно и уютно в его машине.
— Я уж и не надеюсь, что вы помните мое имя.
— Вы из спорткомитета…
— Из спорткомитета. Зампред. Егор Афанасьевич Курбатов. Заместитель председателя. А знаете, как меня кличут в нашей конторе?.. Серый кардинал. Знаете, кто это такой?
— Ришелье? — назвала Наташа единственного известного ей кардинала.
— Пусть будет Ришелье, только от спорта, засмеялся Курбатов. — Ришелье, потому что решаю вопросы, а они нет. От меня многое зависит, а от них нет. И от него тем более…
— От кого?
— От короля Франции, Наташенька, — опять засмеялся Курбатов. — От короля спорта.
— Королевой спорта называют легкую атлетику, — заметила Наташа, — а, по-моему, это — художественная гимнастика.
— Правильно, умница, так держать. А я наводил о вас справки. Не боитесь меня?
— Вас? Мне с вами, наоборот, очень спокойно. Мне даже показалось, что я дома, с папой.
Курбатов отчего-то нахмурился.
— Вот здесь убили Распутина. Да не туда смотрите, сюда! Сначала травили пирожными, а крем яд нейтрализовал. Потом уж стреляли, стреляли… Здоровый мужик был, спортивный… А вы с Дальнего Востока, — опять его голос приобрел. мягкость, — я смотрел вашу биографию. Благодатный край у вас, богатый. К жене как-то родственники приезжали из Николаевска-на-Амуре.
Привезли чемодан красной рыбы. Я думал, рыбки поем с пивком. Так эти родственники понаделали пельменей из этой рыбы. Я попробовал дрянь
— А вы, значит, женаты?
Курбатов вздохнул.
— Инженерный замок. Павла Первого здесь сначала табакеркой по голове, а потом шарфом удушили… Нельзя номенклатуре быть холостым, Наташенька. Я ведь номенклатура. Страшно?
— Ну что вы, Егор Афанасьевич, все хотите казаться страшным? По-моему, вы добрый и веселый, — ответила Наташа, и ее внутренне передернуло от той интонации, с какой это сказала.
— Правильно, Наташенька. Кому я — тигр, а кому — домашний сибирский кот. Можно погладить… А вы у себя в Приморье видели амурского тигра?
— Нет, не приходилось. Один раз только у нашей школы обнаружили следы тигра, рядом со спортивной площадкой. Такой был переполох!
— Представляю. Вам, Наташенька, наверное, тяжело в городе, непривычно. Больше привыкли на природе, на свежем воздухе, среди тигров.
Ха-ха-ха… Давайте съездим ко мне на дачу. Тигров там, конечно, нет, но белки и зайцы встречаются.
— Только не сегодня, Егор Афанасьевич. Сегодня не могу.
— Понимаю. Свидание. Дело молодое. Но вот что, Наташенька, вы должны понимать. В большом городе трудно вам будет одной, без поддержки, без сильной, мужской руки. А вам нужно двигаться выше и выше. Задатки у вас есть, талант, спортивный характер. Но этого добра у нас в стране много… Понимаете меня?.. Тогда до встречи…
Прошел еще месяц. Симаков и не подозревал, что Наташка Забуга, провинциалка из Уссурийского края, почти таежный житель, уже несколько раз была на даче большого спортивного функционера, что недавно она стала кандидаткой в сборную Союза, а это значило, что после чемпионата страны она едет в Англию на европейское первенство. Он чувствовал, что все происходит как-то помимо его воли, и это его настораживало, даже пугало.
Вот в этот период их отношений Симаков и сказал Наташе, что хочет познакомить ее с одним хорошим парнем. У парня этого нет девушки, а ему обязательно нужно прийти на день рождения лучшего друга вдвоем, так принято.
Наташа согласилась, хотя понимала, что Симаков передает ее другому, как эстафетную палочку. Симаков, благословляя ее, говорил, что Иволгин — мягкий, домашний, очень добрый и трогательный. Девушка с крепким характером могла бы вить из него веревки. Но ей, Наташе, зная ее, как тоже доброе и трогательное существо, он мог бы доверить такого друга, как Дима, на один вечер. Впрочем, если они подружатся, то он возражать не будет, хотя и очень огорчится…
Она согласилась, испытывая совершенно незнакомое ей чувство легкого любопытства на фоне быстро прогрессирующих скуки и равнодушия. У нее был молодой любовник и пожилой покровитель. Ни тот ни другой не подходили на роль мужа с квартирой. Она решила посмотреть на домашнего мужчину. Вяжет, шьет, печет пироги…
Иволгин ждал ее у дверей общежития. В руке у него был пакет с изображением тигриной морды. Это уже было забавно. Посмотрев же на Диму повнимательнее, Наташа чуть не расхохоталась прямо ему в лицо. Трудно было представить более непропорциональное тело, особенно ей, привыкшей к спортивным фигурам и гимнастической пластике. Тут еще Иволгин направился к ней, забавно приседая на ходу, видимо, пытаясь воспроизвести пружинящий, физкультурный шаг. При этом он улыбался ей, как старой знакомой, смешно подергивая мягкими, школьными усиками.