Белая пешка
Шрифт:
Глава 42
Джастин
«Провоцировать» — Aesthetic Perfection
Прошли часы. Несколько часов, что мы убирались. Мариса набросила простыню на тело Эми, и это помогло. Ведро за ведром, мы вычищали и отдраивали мою кухню. Наконец, Мариса поднимается с колен и вытирает пот со лба, прежде чем снова бросает взгляд на простыню.
— Дерьмо, ладно, — говорит она. — Мы должны переместить её в ванну.
— Что?
— В ванну. Мы должны положить её в ванну. Если ты не хочешь, чтобы снова был бардак на кухне.
— Но почему…
— Ладно, Джастин, что ты предполагаешь сделать с телом, а? Я имею в виду, ты же живешь в самом центре бл*дского
Я таращусь на простыню, пропитавшуюся кровью, и снова хочу всё бросить. Я чувствую, как мои внутренности затряслись и закрутились, паника прокатывается через меня, сначала медленно, а затем она превращается в полноценное цунами, которое заставляет меня схватиться за стену, чтобы устоять. Это не мертвое тело под той простынёй. Я не убивал Эми. Я не такой человек. Несомненно, я пишу иногда о чем-то долбанутом. Кровь и кишки, похищения, но я не из тех людей, о которых пишу в своих книгах. Нет. Конечно, были времена, когда я волновался, что слишком вживался в персонажи, был слишком одержим пониманием их душ, их усилиями, но всё это — часть искусства. Я не персонаж романов Кинга. Я не один из тех сумасшедших авторов, которые так оторваны от реальности, что сразу же убил кого-то, едва отключившись. А затем я снова смотрю на простынь, и огромный ком образуется у меня в глотке. И вот он я — прижимающийся к стене, неспособный оторвать пристальный от этой простыни в форме бугра. Я сползаю на пол, подгибаю колени и прячу лицо в ладонях.
— Джастин, извини, мне просто… этот беспорядок пугает меня, и теперь я причастна к этому, потому что люблю тебя, правда, но мы должны сделать что-нибудь. Быстро.
Я поднимаю голову и пристально смотрю на Марису. На красивую сладкую Марису. На женщину, которую я действительно не заслуживаю, поскольку что, если я сумасшедший? Разве сумасшедшие люди всегда знают о своём безумии? Поскольку если вы осознаёте, что вы сумасшедший, вы — не сумасшедшим, верно? Знание того, что вы сумасшедший, делает вас более нормальным, так что, возможно, я и безумен, поскольку так не думаю. Как ещё всё это можно объяснить? И, возможно… возможно, я просто должен сдаться. Сообщить полиции, что Мариса не имеет к этому никакого отношения, что я вынудил её помочь мне убраться, когда она пришла в мою квартиру.
— Джастин? — она щёлкает пальцами перед моим лицом, и я моргаю.
— Да?
Она возвращается на кухню, наклоняется, сдергивая простынь и берётся за запястья Эми.
— Давай. Возьми её за ноги, я не могу нести её одна.
Я медленно встаю, мои ноги трясутся. Сердце колотится в груди, пульсируя в висках, пока тонкий слой пота покрывает мою кожу.
Я смотрю вниз на побледневшие пальцы ног Эми, которые выглядывают из-под края простыни, и тяжело сглатываю. Я наклоняюсь и хватаю её, но одергиваю руки в ту же секунду, как только они прикасаются к её липкой коже.
— Е*ать, — произношу я между глубокими вздохами.
— Это просто мёртвое тело, Джастин. Поторопись, чёрт возьми. Ты не можешь думать об этом, просто… просто возьми её и давай уже пойдём.
И я так и делаю. Я думаю о том, как быть ребёнком и смотреть через окно клетки зоопарка, наблюдая, как обезьяны качаются на маленьком фальшивом дереве, борясь за высушенный плод, который смотритель бросил одной из них. Я не знаю почему, но это то, о чём я думал, и прежде чем я понимаю — с резким глухим стуком тело приземляется в ванну,
Глава 43
Мариса
«Чужой» — Bush
Требуется 6,5 часов, чтобы расчленить человеческое тело и смыть его в унитаз. Вы не сможете найти это в Google. Лицо Джастина серовато-зелёное, и он резко рухнул у стены ванной возле раковины. Его дважды тошнило. Я блевала лишь раз. Бросаю последний кусок останков в туалет и вспыхиваю, наблюдая за ужасным водоворотом в водостоке, прежде чем он исчезает, чтобы его больше никогда не увидели. Прощай, Эми Смит — простушка-банная-Джейн. До свидания. Эд продолжает писать мне о встречи с ним. Пошел на хр, Эд. Я здесь посередине развязки, и у меня нет времени на кофе с тобой и твоими рыжими волосами.
— Хорошо, — произношу я, делая глубокий вздох, пока поднимаюсь на ноги, — теперь мы должны убрать остальную часть квартиры, ванную и туалет, а затем мы должны поехать куда-нибудь к океану. Выбросить одежду и… — я наклоняюсь, подбирая грязную ножовку, — …это. После того, как мы отмоем её, конечно же.
Джастин смотрит сквозь меня, его голова немного подёргивается туда-сюда. Меня немного беспокоит это, возможно, для него всё это было слишком. В смысле, для меня это тоже не было прогулкой в грёбаном парке, но, по крайней мере, я знаю: это для общего блага. Джастин же думает, что он хладнокровный убийца. Благословите его.
— Малыш, всё хорошо. Некоторые вещи просто случаются, и если ты не можешь вспомнить что-то, ну, в общем, как можно говорить, что это не она напала на тебя первой? — слабая надежда расцветает на его лице, когда он смотрит на меня. — Я имею в виду, ты не пропагандируешь насилие и жестокость, и ты не злой. Ты — не убийца. Ты всего лишь пишешь о них и умудряешься впрыснуть немного любви туда, — я открываю дамскую сумочку и вытаскиваю мусорный мешок. Один из тех, с ароматом ванили, которые так хорошо пахнут.
— НЕТ. В этом нет смысла…
— Люди ломаются. Ты находился в стрессовом состоянии, — говорю я, в то время как сворачиваю её одежду и бросаю в небольшой белый мешок. — Мы просто, понимаешь, двигаемся вперёд.
— Я просто не знаю, что сказать тебе… тебе… — он трясёт головой. — Ты никогда не должна была быть втянута в это.
Я пожимаю плечами, пока завязываю узел на полиэтиленовом пакете.
— Каждая история любви нуждается в широком жесте.
Он улыбается. Впервые с тех пор, как #КлассноПровожуВремяСЭми превратилась в #РасчленениеКлассноПровожуВремяСЭми, он улыбается.
— Иди сюда, — говорит он, и я это делаю. Я бросаю мешок на пол и направляюсь к нему, опускаясь на колени. Его пальцы скользят по моей челюсти, так сладко зарываясь в мои волосы, что я абсолютно уверена — они в крови. Я смотрю в его суженные голубые глаза цвета океана и вижу, как в этот момент в них появляется озарение. Напряжение возрастает, моё сердце колотится. Да, Джастин. Вот оно. Прямо здесь, независимо от того, насколько неправильно это ощущается…
— Я люблю тебя, — шепчет он так эмоционально, что у меня земля уходит из-под ног. Это статическое электричество гудит и щёлкает, раздуваясь до тех пор, пока я не уверена, что оно охватывает половину Манхэттена. Затем он целует меня с почтением пастыря, совершающего свой последний ритуал. Поскольку это любовь. Это пассаж. Это наша история — испорченная, извращенная и совершенная.