Белая полоса
Шрифт:
И я невольно посмотрел за стол на противоположную сторону камеры.
— Смотри сам, — сказал Владик. — Мы с тобой до талого.
Имелось в виду «пхнём». И Тайсон — так звали татарина — закивал головой.
Тут щёлкнул замок двери, и кто-то снова приглушил музыку.
— Видишь, ещё кого-то садят, — сказал Владик.
Дверь открылась — это был корпусной. И тут же подъехала тележка с моими вещами в сумках. Кладовщик и с ним помощник из хозобслуги начали заносить сумки в камеру. А следом пришла кабанщица с носильщиками, и к сумкам добавились ещё четыре с продуктами. Я дал
Тайсона Владик попросил перелечь на соседнюю нару, которая оставалась свободной.
— Нигде такого нет, что это место у параши. Это тут они уже навернули, — Владик посмотрел на противоположную сторону камеры.
— Да мне хоть на парашу, — сказал Тайсон. Он был настроен очень воинственно.
Владик предложил мне свою нару у окна. Но я, сославшись на то, что там дует, занял бывшее место Тайсона. А Тайсон разместился на койке рядом со мной через проход.
Закончив раскладывать вещи, я собрался себе что-нибудь приготовить. А ребят попросил ни в чём себе не отказывать. Владик сказал, что уже обедал. А Тайсон — что приготовит всё сам на себя и на меня.
В то время как Тайсон занимался приготовлением пищи, в камеру открылась дверь, и из суда вернулся Петруха. Он зашёл в камеру и сразу направился ко мне, как будто мы были знакомы. На вид ему было лет тридцать пять — сорок, под два метра ростом и весом около 160 кг. Боров с круглым животом, надутыми щеками и лысиной на макушке. Он сказал, обращаясь то ли ко мне, то ли к Владику, что весь день просидел на боксах, а его подельников даже не подняли из камер («поднять» означало «вывести» по фене, наверное. И в деле даже встречались заявления следователей к главе следственной группы или прокурору «прошу Вас дать разрешение на поднятие Шагина») — что-то произошло с машиной. У Петрухи из стороны в сторону бегали глаза, и было понятно, на каких боксах он провёл весь день.
Когда еда была готова — сварен рис, порезана колбаса, хлеб и овощи, — я обратил внимание на то, что стол разделён на три части. С правой стороны лежала тканая скатерть, посредине — клеёнка, с левого края была крашеная дощатая столешница. Очевидно, для блатных, мужиков и петухов. Петухов в камере не было, но место для них было оставлено.
Тайсон сел посередине. А я переставил свои тарелки на край стола на деревянную столешницу. Сел с левой стороны от него и начал есть.
— А что ты там ешь, садись сюда, вот, с моей стороны, — сказал Петруха.
— Мне здесь удобно, — сказал я.
— Но ты, наверное, не знаешь, — вроде как давая мне свал, что по незнанке не считается, — у нас тут котловая хата.
— И что, это место для петухов? А для душевных петухов где места? — спросил я.
Петруха не понял и продолжил смотреть на меня.
— Для отрицалова, — сказал я, с левой стороны все были «отрицалово», и их взгляды были направлены то на меня, то на Петруху, а кое-кто уже начал вставать с нар или делал вид, что начал вставать.
— От первых показаний, — продолжил я, — явочники-хуявочники.
Петруха не показывал никому своё обвинительное заключение, и это было его право. Но прежде, чем определять места, ему бы следовало
Петруха так и не назвал место для душевных пидарасов, а ушёл к себе на нару.
А ко мне подошёл парень лет двадцати, ярко выраженный чеченец. Мы поздоровались за руку, и он представился: «Аслан». В отличие от всех остальных, он ел у себя на наре, потому что там ему было удобнее.
— Слушай, мне нужно отсюда уезжать, — перед отбоем, когда я расстилал нару, сказал мне Владик. — Как ты нарядил Петруху, так скоро на том же месте у тебя окажусь и я.
— Но ты же не называешь себя блатным или смотрящим. А показания можно выбить из любого. И из меня бы выбили, если бы мне было что на себя сказать или, выгораживая себя, валить на другого.
Я лёг спать. На следующий день, когда я приехал с суда, Петрухи в камере уже не было, а роль смотрящего перешла к Аслану.
В этот день в суде рассматривался эпизод убийства Хвацкого, заказчиком которого по обвинительному заключению выступал Ляшенко. Это был тот самый эпизод, опровергавший показания Старикова в исчезнувшем из дела протоколе, которые он не поддерживал, что все убийства ему заказывал Шагин.
Рассмотрение этого эпизода началось с того, что Ляшенко дал в суде показания, что он знал Хвацкого, занимаясь финансовой деятельностью, связанной с заработком на разницах курсов валют, и получал у него консультации. Он собирался развивать отношения с Хвацким, и, так как последний был гражданином Израиля и в Украине о нём было мало что известно, он искал людей, которые бы могли о человеке — в частности, о Хвацком — собрать информацию.
Его родственник Демьяненко, один из учредителей ООО «Топ-Сервис», познакомил его со Стариковым, который сказал, что может такую информацию собрать за 500 долларов в неделю. Точнее, Старикова Демьяненко представил Ляшенко как директора станции техобслуживания американских автомобилей, на которой Ляшенко ремонтировал свой «Форд Мустанг». И в процессе развития отношений Стариков сказал, что может оказать такую услугу.
Через некоторое время Ляшенко узнал от Старикова, что Хвацкий имеет в Киеве две квартиры, что он предположительно гомосексуалист и имеет двух любовников. И адреса фирм и банков, которые он посещает, и частных квартир.
А потом Хвацкого убили, и Стариков стал требовать у Ляшенко 10 тысяч долларов как отступную за то, что как будто тот его подставил, то есть его людей, которые занимались сбором информации, и теперь к ним могут быть вопросы от правоохранительных органов, чтобы уладить этот вопрос с милицией.
Чтобы быстрее развязаться от Старикова и от этой неприятной ситуации, Ляшенко отдал ему деньги.
Примерно такие показания Ляшенко давал в различных вариациях, но неизменные по сути на всём периоде следствия.