Белая полоса
Шрифт:
Поскольку из присутствующих в клетке мало кто между собой был знаком на свободе, а по обвинительному заключению эти люди проходили по разным эпизодам преступлений, в том числе отрицая своё участие в банде, то было понятно, что это подставной свидетель со стороны прокуратуры, который своими показаниями должен был связать подсудимых в клетке в одну устойчивую группировку.
Между подсудимыми в клетке стали слышны голоса: «что это за хуйня» и «что это он пиздит», а также всем уже известное кряхтение и сопение Трофимова и его шёпот в сторону Маркуна: «Лёха, это уже всё».
— Подойдите
— Да, собственно, ничего, — сказал свидетель.
— А откуда же Вы их знаете?
— Да я, собственно, их не знаю. Я с ними знаком.
— А где Вы с ними познакомились?
— Мы не знакомились… — свидетель не договорил.
Лясковская немного подняла тон голоса:
— Ну, Вы же должны были с ними состоять в каких-то отношениях, если Вы с ними знакомы?
— Да, в официальных, — ответил свидетель.
— Вы что, работаете в паспортном столе? — сделала предположение Лясковская.
— Нет, в ГАИ. Мой пост на Подоле. У меня фотографическая память, — ответил свидетель.
— Я по Подолу никогда не ездил, — сказал кто-то из клетки.
Свидетель посмотрел в сторону подсудимых. Другой голос негромко сказал: «Тихо ты!» — возможно, Гандрабуры, который, может быть, опасался, что он сейчас его опознает на чёрном «БМВ».
— А почему Вы сюда пришли? Покажите повестку, — сказала Лясковская. — Вы проходите свидетелем по делу?
— Да, по ДТП.
— Вот тут написано, что Вам в районный суд, и номер дела другой. Почему Вы сюда пришли?
— Я спрашивал, где суд, и меня отправили сюда.
— Так, всё ясно, в следующий раз не путайте, — сказала Лясковская, как будто делая ответственным свидетеля перед присутствующими за потраченное их время и внимание.
Она отдала свидетелю паспорт и он покинул зал.
После этого Лясковская рассмотрела несколько ходатайств подсудимых и адвокатов. Рудько ходатайствовал о назначении ему лечения.
— Я не начальник СИЗО, — сказала ему Лясковская.
Один из адвокатов просил предоставить ему отпуск.
— Так, давайте с отпусками подождём, — сказала Лясковская.
В фойе кинотеатра стали прибывать свидетели, и секретарь стала их по одному заводить в зал.
Были допрошены соседи потерпевшего по лестничной клетке, которые ничего не слышали, а то, что на их соседа было совершено покушение, узнали из газет. И были опрошены свидетели по этажу, один из которых слышал с улицы хлопок, похожий на взрыв петарды. Был опрошен свидетель, который видел импортную машину чёрного цвета в соседнем дворе, но номер не запомнил. И ещё несколько свидетелей, которые видели человека, идущего к дому с белым кульком, в котором, по версии обвинения, у Вишневского был пистолет. Но никто из свидетелей на следствии не опознал Вишневского. Видимо, поэтому судебному следствию не мешало то, что Вишневского в зале не было.
Секретарь завела в зал следующего свидетеля — женщину лет сорока. Она была вся в слезах, и можно было подумать, что у неё истерика. Её руки дрожали, и, казалось, что её знобит. Не успела она подойти к первому ряду кресел, перед которым было место для опроса свидетелей,
— Я не видела цвета шапочки. Они меня заставляют сказать, что синий, — она оглянулась назад, видимо, в сторону входа в кинотеатр. — Но я не видела цвета шапочки.
Лясковская попросила у свидетеля паспорт. И секретарь усадила её на одно из кресел в переднем ряду, которые всегда должны были оставаться свободными, отгораживая слушателей от участников процесса, если бы были слушатели. Точнее, если бы они не были удалены.
— Успокойтесь, пожалуйста, — сказала Лясковская. — Никто Вас тут заставлять не будет.
У Вишневского в показаниях было, что он был в синем блейзере. У свидетеля в показаниях — что она цвет шапочки не разглядела. И за отсутствием других доказательств и хотя бы одного опознавшего Вишневского, цвет шапочки был бы основной обличающей уликой при условии, что свидетель подтвердила бы это.
Свидетель успокоилась, подтвердила свои показания, данные на предварительном следствии, что, находясь на кухне в своей квартире на пятом этаже, видела человека, вышедшего из подъезда, в тёмном спортивном костюме и шапочке. Но цвет не разглядела.
После допроса свидетеля, поскольку ещё оставалось время, Лясковская огласила следующие материалы дела. Среди них — психмедосвидетельствование Гандрабуры, на котором ему врачом был задан вопрос, считает ли он себя нормальным человеком. На что Гандрабура ответил: «А Вы считаете это нормальным — убивать людей?» И его записку, изъятую в СИЗО СБУ, когда он шёл к своему адвокату: «Мамочка, не переживай. Мы немного поиграли в гангстеров». Под взглядами Лясковской Гандрабура сказал, что врач задавал ему глупые вопросы. А запиской он так успокаивал маму, видя, что он ничего никому не докажет, чтобы её не обнадёживать.
Поскольку были исследованы все имевшиеся доказательства организации и совершения данного преступления, суд приступил к исследованию мотива, по которому, по версии обвинения, я заказал Старикову организовать убийство Подмогильного.
И первым свидетелем в суд был вызван потерпевший Подмогильный.
Он зашёл в зал грозной походкой и сразу стал всматриваться в лица подсудимых в клетке. Под его ищущим, пристальным, перемещающимся взглядом я встал и сказал, что Шагин — это я. Он некоторое время смотрел на меня, и я сел на место. Потом он дал Лясковской паспорт. Судья выпрямилась, сделала миловидное лицо. А её глаза через окуляры очков засветились почтением и уважением.
Лясковская задала вопрос, знает ли он кого-нибудь из подсудимых в клетке. И Подмогильный ответил, что нет.
После этого по вопросам, связанным с его требованиями о перерегистрации ООО «Топ-Сервис» в другом районе г. Киева и оказании этим предприятием финансовой помощи Жовтневому району, Подмогильный суду пояснил:
— Фиалковскому было сказано, что им нужно находиться на территории нашего района, чтобы пополнялась казна для поддержания образования, здравоохранения. Фиалковский предложил оказывать помощь району, и согласно договорам на счета внебюджетных фондов стали поступать средства. Я не мог повлиять на ООО «Топ-Сервис» в части перерегистрации.