Белая рабыня
Шрифт:
Элен молчала.
— Из всего мною сказанного вытекает один, более очевидный вывод. Не собирается он вас продавать ни за какие деньги. Он приберегает вас для себя. Я вижу, что мои слова произвели на вас впечатление, вы побледнели, это заметно даже в темноте. В добавление к своим словам я скажу вот еще что: мой дядя не привык себе ни в чем отказывать, поэтому он ушел с королевской службы, когда король попытался обуздать его отвратительный нрав. Если он что-то наметил, он добьется этого. И через некоторое, не думаю, что продолжительное, время вы станете наложницей пятидесятилетнего нечистоплотного животного. Причем он даже не женится на вас, поскольку женат законным браком. Его супруга преспокойно проживает в Саламанке.
— Зачем вы запугиваете меня?
— Я не запугиваю вас, мисс, я излагаю положение дел так, как оно мне видится.
Элен продолжала сидеть на скамье, глядя перед собой.
— Но я не изверг, я не стал бы мучить вас, если бы не мог предложить какой-то выход.
— Что? — очнулась девушка.
— Я появился здесь для того, чтобы сообщить вам, что у вас есть приемлемый выход из этого положения.
— Я покончу с собой, — спокойно и твердо сказала Элен.
— Я не верю, что вы способны это сделать, но делать этого не нужно.
— Мне трудно вас понять, выражайтесь яснее.
— Хорошо, хорошо. Там… — Дон Мануэль махнул шляпой в сторону гавани. — Стоит мой корабль. Никто не мешает вам прямо сейчас спуститься туда со мной. Мои люди предупреждены. До утра вас никто не хватится, и мы можем сразу же отплыть.
Элен горько усмехнулась.
— Но принадлежать вам для меня так же невозможно, как принадлежать вашему дяде.
Дона Мануэля передернуло, но он заставил себя продолжать:
— Разумеется, я делаю все это не в расчете на благодарность подобного рода. Я все же дворянин, мисс. Я однажды спас вашего брата, теперь мне представляется возможность спасти вас. Мне просто придется совершить еще одно путешествие в Порт-Ройял, вот и все, — улыбнулся дон Мануэль.
Девушка продолжала молчать.
— Не в моих правилах настаивать при общении с дамой, но мне кажется, что другого выхода у вас все-таки нет. Дядя уже месяц сдерживает свой бешеный нрав, не думаю, что его терпения хватит надолго. Может быть, этот наш разговор — ваша последняя надежда. Дядя сделает все, чтобы мы с вами больше не увиделись.
Аргументы, которые он приводил, казались дону Мануэлю столь неопровержимыми, что молчание Элен на этом фоне представлялось ему просто попыткой соблюсти приличия. Тем сильнее он был потрясен, когда она сказала:
— Нет.
— Что нет, мисс?
— Я не могу принять ваше предложение.
— Но почему?!
— Не знаю, не заставляйте меня говорить, мне трудно сосредоточиться, но я знаю, что не должна с вами ехать, не должна!
С трудом сдерживая ярость, дон Мануэль попытался еще настаивать, его позиция была позицией здравого смысла, а любое возражение выглядело капризом.
— Хорошо, — сказал он, пытаясь успокоиться, — сейчас я уйду. Но знайте, что мое предложение остается в силе. «Тенерифе» будет ждать еще три дня. Подумайте, Элен, подумайте. Взвесьте, как вы больше предаете Энтони — оставаясь здесь или отправляясь со мной. Мне кажется, я знаю, что бы он сам вам посоветовал…
— Отдаю должное вашей проницательности, дон Диего, — сказал Троглио, — действительно, моя хозяйка мечтает выкупить вашу пленницу отнюдь не для того, чтобы препроводить ее к отцу.
По надменно-презрительному лицу дона Диего пробежала тень интереса.
— Ну говорите, говорите, что же вы остановились?
Троглио посмотрел на Фабрицио, словно спрашивая у него совета.
— В самом деле, что это вы затеяли тут игру в гляделки, господа генуэзцы? — В голосе дона Диего послышалось раздражение.
Троглио понимал, что под благовидным предлогом устроить дело уже не удалось, но не знал, как этот тиран отнесется к истинным причинам этой истории. Вдруг ему захотелось поиграть в благородство — такие порывы бывают у самых отъявленных людоедов.
— Прошу меня простить, дон Диего, за ту неуверенность, с которой я перехожу к продолжению разговора. Дело в том, что дальше я буду излагать в основном свои домыслы, и, таким образом, моя миссия становится настолько деликатной…
— Не виляй, приятель, понял я, понял. Ваша Лавиния не столько обожает мисс Элен, сколько ненавидит. Правильно?
Троглио скупо кивнул.
— И, видимо, ненавидит до такой степени, что готова выложить кругленькую сумму за возможность свернуть ей шею или выколоть голубые глаза, да?
— Я этого не говорил, — замахал руками генуэзец.
— Правильно, это я говорил, а не ты, я сам до всего додумался, без вашей вонючей помощи.
Дон Диего встал и стал прохаживаться вокруг стола. Он имел весьма оживленный вид. При этом он что-то бормотал и подбадривающе хлопал себя ладонями по бокам. Троглио и Фабрицио невольно вертели головами, следя за его перемещениями, не зная, можно ли им уже радоваться, похож ли этот неожиданный танец на согласие заключить с ними сделку или, наоборот, пора готовиться к неприятностям?
Дон Диего вел себя так, словно в комнате, кроме него, никого не было. Вдруг он остановился за спиной лысого гостя и положил ему тяжелую руку на плечо.
— А теперь, клянусь святым Франциском, я угадаю, из-за чего между ними пробежала кошка. Из-за мужчины, да?!
— Да, — покорно сказал Троглио.
— И кто он?
— Вы знаете, сеньор…
— Давай, давай, — прогремел дон Диего, — начал — не останавливайся!
Гость затравленно посмотрел через плечо на своего мучителя.
— Мисс Лавиния, кажется, увлечена братом мисс Элен.
— Ну и что с того?
— А то, что мисс Элен сама, кажется, увлечена своим братом.
— Братом?! Что ты несешь?! — Дон Диего с такой силой сдавил худое плечо гостя, что у того глаза полезли из орбит.
— Именно так, сеньор.
— Разъясни, в чем тут соль. Я чувствую, тут не так все просто.
— Мисс Элен и сэр Энтони не родные брат и сестра.
— Как не родные?
— Мисс Элен была удочерена в свое время.