Белая рабыня
Шрифт:
— О, да, — отвечал он.
— И что же тебе снилось?
У Энтони ломило голову — он давно уже догадался что всякий раз, когда фея собирается покинуть подземелье, по ее сигналу его усыпляют каким-то газообразным дурманом, лишенным запаха. Его смущало лишь то, что красавица, находясь в этот момент с ним в одном помещении, избегает действия невидимого снотворного.
— Мне снилось, что мой отец — океан.
— Океан?
— Да, и что я плыву в его могучих волнах и мне так хорошо, легко и спокойно.
Энтони говорил первое, что приходило ему в голову, и при этом внимательно наблюдал за красавицей, стараясь уловить в ее мимике или телодвижениях что-то, что дало бы хоть какую-то зацепку.
— Ты говоришь, океан? — спросила она, приблизившись и сев рядом с ним на его ложе. — Может быть, точнее было бы сказать — вода? Прозрачная, ласковая и спокойная, и тебе хочется нырнуть в нее и навсегда остаться в ее глубине?
Ее глаза были совсем близко, от нее исходило обволакивающее дуновение страсти.
— Нет, нет, — отстранялся Энтони, — именно океан. Мощный, величественный.
Он встал и начал расхаживать по подземелью, размахивая руками.
— Я плыву по нему, я не боюсь его, я испытываю к нему родственное чувство. Но…
Энтони остановился. Черные глаза, наблюдавшие за ним, сузились.
— Но я не знаю, как меня зовут. Это чувство мучит меня даже во сне.
Фея заметно помрачнела.
— Ты говорил мне, что тебе здесь хорошо, что ты рад расстаться с прошлой жизнью.
— Наяву — да, но не во сне, во сне мы не принадлежим себе. Во сне я мучаюсь, меня гнетет эта странная пустота в душе. Имя! Имя! Имя!
— Я не могу его тебе сказать.
— Почему, но почему же?!
— Сказать его тебе — это все равно что убить тебя. Не для этого я тебя выкупала.
Лейтенант сел в кресло и усиленно потер лоб, словно стараясь таким способом снять напластования беспамятства.
— Но я ничего не смогу с собой поделать. Даже в твоем присутствии, даже разговаривая с тобой, я продолжаю поиски ответа на этот вопрос — кто я?
— Разве тебе плохо здесь?
— Мне хорошо здесь, я благодарен тебе за спасение, но… но, даже говоря эти слова, я думаю о том, кто я.
Он вдруг оторвал руку ото лба и радостно посмотрел на свою собеседницу.
— Вот здесь, пощупай, шероховатая полоса пересекает мой лоб.
Он встал перед ней на колени, и она с удовольствием пощупала. Энтони сжал ее пальцы в своей ладони так неожиданно сильно, что она невольно вскрикнула.
— Что ты хочешь этим сказать? — спросила она.
— Ведь я молод, да?
— Да.
— Я хорошо сложен.
— Да. — Она нежно провела ладонью по его плечу.
— Нет, — вскочил Энтони с колен, — я не о том. Я хотел сказать, что у меня военная выправка. А это… — Он провел пальцами по лбу. — Это след от постоянного ношения треуголки.
— К чему ты клонишь?
— Я действительно сын океана — я моряк.
— Ну и что?
— И вероятнее всего, военный.
— Ну, ну.
— Судя по возрасту — молодой офицер.
— С чего ты решил, что ты именно офицер, может быть, ты простой рыбак? — раздраженно бросила фея.
— Нет, если бы я был простой матрос, у меня были бы огромные янтарные мозоли вот здесь. — Он потыкал пальцем правой руки в ладонь левой. — От постоянного общения с канатами. А если бы я был рыбак, руки у меня были бы в мелких порезах.
Белокурая красавица встала и приложила к лицу платок.
— Ты плачешь, почему?
— Нет, я не плачу.
— Ну скажи мне, как меня зовут, скажи. Я не требую, чтобы ты назвала свое собственное имя, если хочешь, храни его в тайне, но открой мне мое, мое!
Она медленно покачала головой из стороны в сторону, не отрывая платка от губ.
— Ведь я все узнаю сам, ведь и так уже о многом догадался. Я молодой английский офицер, по имени, по имени…
Тут Энтони стал медленно клониться на свою подушку и через несколько секунд уже мирно спал.
— Не может быть, не может быть, — тихо, сквозь мелкие быстрые слезы бормотала Аранта.
— Ты не веришь мне?
— Нет, Элен, я верю, верю!
— Тогда почему ты плачешь?
— Именно потому, что верю.
Элен обняла ее за плечи.
— Да, ты действительно очень любишь своего брата.
Аранта попыталась перестать плакать.
— Он всегда был у нас в семье самым лучшим, и мама, пока не умерла, и папа, и я, конечно, — все мы не могли на него нарадоваться. Он был красивый…
— И остался.
— И умный.
— Конечно.
— И великодушный.
— Тут мне нечего сказать.
— Он как ангел был, Элен. Там, в поместье, даже крестьянки приходили на него посмотреть и молились за него. Что с ним могло произойти?!
Сабина беспокойно завозилась на своем ложе.
— Любовь, — сказала Элен, вздыхая, — это огромная сила, и человек никогда не знает, какой она окажется для него — доброй или злой.
Аранта всхлипнула.
— Что же теперь делать?
— Не знаю, Аранта, не знаю. Я не могу полюбить твоего брата, хотя и сознаю, что я являюсь причиной его мучений. И не прошу тебя, чтобы ты пошла против него и помогла мне. Я рассказала тебе все, а ты поступай как знаешь.
— Я помолюсь святой Терезе, она вразумит меня.