Белая сирень
Шрифт:
Алазар добро смотрит им вслед.
Возле дома ушастый ослик, перестав щипать траву, кивает большой головой вернувшемуся хозяину.
Алазар сходит на землю и направляется
91. Косой луч солнца прорезает внутренность хижины и освещает сидящую на ложе мать с младенцем у груди. Кто видел мадонн итальянского чинквеченто, тот легко представит себе, как выглядела Кана со своим первенцем.
Она не двинулась навстречу мужу, то ли не веря в правду его возвращения, то ли боясь потревожить младенца, но свинцовая мука ожидания в ее глазах отступила перед бирюзовым светом радости.
И было что-то такое вечное, святое в образе матери и младенца, что Алазару на миг представилось, будто он не оставил паломников, а вместе с ними достиг вифлеемского вертепа. Он опустился на колени перед совершенным образом жизни вечной.
Было долгое молчание, лишь дышали осторожно верблюд и ослик,
— Ты нашел пчел?
— Да. Но ты была права, я шел не за этим.
В глазах женщины немой вопрос.
— Я не умею объяснить тебе… Сказать: я помог людям?.. Да, но этого мало. «Ты спас легенду», — кто-то шепчет мне на ухо.
— Я не понимаю, — тихо шепчет женщина.
— Я тоже, — признался Алазар. — Ты помнишь, я увидел на дне сосуда — Мать, Дитя… кажется, еще были вол и козы… Те, кому я помог, шли туда.
— Зачем?
Он долго молчал, потом сказал неуверенно:
— За новым сердцем… для нашего сына… для всех нас…
— Я не понимаю, — повторила женщина.
— Я простой парень, откуда мне взять слова? — беспомощно произнес Алазар. — А может, сейчас и не нужно понимать? Доверимся времени… А пока давай просто жить….