Белая стрела
Шрифт:
Теперь, помимо изначального, общак использовался для подкупа чиновников, правоохранителей и судей, закупки оружия и иных подобного рода целей, становясь финансовой основой воспроизводства криминала. Как в старые времена, он имелся в нескольких регионах страны, в тайных, особо охраняемых местах, под бдительным надзором специально назначенных смотрящих, в деньгах, золоте и бриллиантах.
Настали новые времена, «железный занавес» упал, преступность становилась интернациональной. Скрываясь от правоохранителей, российские бандиты нередко уезжали за рубеж или отправлялись
Молодые и более продвинутые решили перенять этот опыт и рубить бабки, не отходя от кассы, но старшие воспротивились. Мол, банк может лопнуть, а его хранилища обыщут менты – и, как говорят, гуляй, Вася. Свои же тайные места более надежные.
Вот и встал на сходке этот вопрос.
Первым по нему высказался седой, осадивший Басмача, смотритель общака европейской части страны, от Москвы до Урала. Кличку он имел Грач и был вором старой закалки. От активных дел отошел, но имел безупречную репутацию, почему и занимался столь важным делом.
– Все это лабуда, – сказал он, блеснув золотой фиксой. – Наплевать и забыть. Так берегли общак наши деды, так должны и мы. А заморская шелупонь не указ, когда они еще по деревьям скакали, на Руси уже был Соловей-разбойник.
– Га-га-га! – загоготали сразу несколько авторитетов.
– Не скажи, – подождав, когда стихнет смех, заявил сидевший напротив, лет тридцати, законник Дока. – Наше бабло лежит абы как, а ихнее работает.
– С работы кони дохнут, Юрок, – наклонился вперед Грач. – Так что лучше не баклань и слушай старших.
Разгорелись жаркие дебаты. Одна часть сходки была за опыт зарубежных коллег, вторая против. В итоге приняли решение: общак ни в какой бизнес не вкладывать, все оставить по-старому.
Осталось рассмотреть последний вопрос, для чего охрана впустила в зал нового человека. Это был угрюмого вида жилистый парень с квадратным подбородком.
– Присаживайся, Боксер, – указал рукой Дед Хасан на поставленный перед сходкой стул.
Тот пружинистым шагом прошел в центр, уселся и уставился в пространство.
– Кто рекомендует? – обратился к ворам Могила.
– Я, – приподнял руку один, по кличке Кумпол.
– Рассказывай.
– Боксер – правильный вор, чтит наш закон и имеет две ходки. Его братва исправно платит в общак, так что достоин короноваться.
– Вторая рекомендация? – поинтересовался один из сидевших за столом законников.
– Из последней зоны, где Боксер тянул срок, пришла малява от Луки, – неторопливо сказал Колючий. – Вел там себя достойно, в актив не входил, был в отрицалове.
– Может, у кого есть предъявы? – оглядел сходку Могила. Их не оказалось. Тогда самый старый из воров, Грач, торжественно объявил Боксера коронованным и дал наказ чтить воровской закон. На что тот, встав, ответил клятвой.
– Хиляй к нам, – сделал радушный жест Дед Хасан, и Боксер переместился туда вместе со стулом.
– Ну что? – откинулся на спинку своего Могила. – Толковище окончено, прошу участников подкрепиться, чем бог послал.
Все встали и, соблюдая очередность, вышли из зала, направившись по мягкому паласу коридора на открытую веранду. Она тянулась вдоль тыльной части ресторана с видом на сосновый бор, в котором звонко рассыпал дробь дятел.
– Ну, прям как у Репина, «Утро в лесу», – сказал кто-то из авторитетов.
– Какого Репина? Шишкина, тундра, – поправил второй. Слышавшие рассмеялись, а потом все расселись за накрытые столы (каждый на четверых) с холодными закусками и бодрящими напитками. Для начала помянули безвременно усопших, затем выпили за присутствующих, а когда официанты разнесли горячее, возникли разговоры по интересам. Одни вспоминали былые дела и корешей, тянувших срок в зонах, другие бардак в стране, который всем был на руку.
Когда блюда переменили, к столику, за которым сидели Могила с Дедом Хасаном, Грач и еще один законник, подошел человек из охраны, наклонившись, что-то сообщил. Те благосклонно кивнули, страж удалился, а спустя пару минут на веранде возник рослый полноватый человек в светлом костюме и очках в сопровождении еще нескольких, встреченный одобрительным гулом.
– Мир вашему дому, – приложил он к груди руку, группа поднялась на невысокую эстраду. Там, на штанге, висел микрофон, блестели синтезатор с гитарами и ударная установка. Сопровождавшие, взяв инструменты, заняли свои места, а рослый выдернул из держателя микрофон. В воздухе возник негромкий, со звуками флейты проигрыш, а за ним неспешный речитатив:
Весна опять пришла, и лучики теплаДоверчиво глядят в мое окно,Опять защемит грудь, и в душу влезет грусть,По памяти пойдет со мной,– глубоким баритоном почти проговаривал исполнитель слова песни. Далее последовал столь же задушевный куплет, а после взрывной, набирающий силу припев:
Владимирский централ – ветер северный,Этапом из Твери – зла немерено,Лежит на сердце тяжкий груз.Владимирский централ – ветер северный,Когда я банковал – жизнь разменяна,Но не «очко» обычно губит,А к одиннадцати туз!Сидевшие за столами внимательно слушали (у нескольких повлажнели глаза), а один, набулькав полный фужер водки, залпом выпил. Когда песня закончилась и стихли последние аккорды, на веранде повисла тишина, сменившаяся бурными аплодисментами. Сидевшие там люди, для которых чужая и своя жизнь была всего лишь мигом, тоже имели чувства.
Несколько часов спустя, когда шар солнца клонился к горизонту, по Кольцевой дороге в пока еще оживленном потоке автомобилей мчались братковские иномарки. На ее ответвлениях отдельные, дав прощальный сигнал, сворачивали, направляясь в свои районы столицы.