Белая стрела
Шрифт:
– В кафе на Художественный проезд, помнишь такое?
– Еще бы. Оно разве сохранилось?
– Да, я туда иногда захожу, тем более что со службой рядом.
– Ностальгируешь?
– Бывает, – вздохнул Филатов.
Это заведение они знали еще со времен учебы в ВКШ и в дни получения стипендии часто навещали – поесть вкусных душистых пельменей и выпить по рюмке водки.
Кафе точно сохранилось и работало. Как в прежние времена, даже интерьер не изменился. Посетителей было немного. Заказали по салату оливье, двойной порции исходящих паром пельменей и
– Ну что? За успех нашего безнадежного дела? – разлив ее по граненым стаканам, поднял свой Орлов.
– Именно, – звякнул в него Филатов.
Пообедав, расплатились и, выйдя в проезд, закурили.
– Давно был в театре? – кивнул Филатов на тумбу с афишей, извещавшей об очередной постановке «Гамлета».
– Уже и не помню когда, – швырнул в урну сигарету Орлов. – Дичаю понемногу.
Затем, попрощавшись, они разошлись. До новой встречи.
Глава 9. Сходка
Ласковое майское солнце висело в зените, согревая настывшую за зиму столицу и окружавшие ее леса. На полях зеленели озимые, из дальних стран к югу тянулся журавлиный клин.
– Что-то они поздновато, – задрав вверх голову, сказал похожий на шкаф парень в кожаном реглане и с перебитым носом.
– Какая тебе разница, Зверь, – лениво чавкая жвачку, ответил второй в таком же и с золотой цепью с крестом на шее. – Вечно интересуешься разной мудотой.
– Да пошел ты, – опустил тот взгляд и, вынув из кармана пачку сигарет, щелкнул зажигалкой. Оба стояли рядом с черным «Гелендвагеном», справа и слева от которого блестели столь же престижные иномарки. У них тоже переминались с ноги на ногу крепкие, спортивного вида парни, дымя сигаретами и перебрасываясь словами.
Позади автомобилей за вымощенной гранитом площадкой высилось здание помпезного ресторана, чем-то похожее на небольшой замок, с пустыми столиками и опущенными зонтами летнего кафе рядом. Все это окружал негустой сосновый бор, пронизанный солнечными лучами, пахло хвоей.
– Гляди, Матяш, – отщелкнул Зверь в сторону окурок, – сам Костя Могила пожаловал. Чувствую, серьезный сходняк, век воли не видать. Слушай, а ты б хотел быть законником? – покосился на приятеля.
– Не, – выплюнул тот жвачку. – По мне лучше беспредел, у них заморочек много.
Из остановившегося на площадке шестисотого «Мерседеса» с мигалкой вышел охранник, открыл заднюю дверь, и оттуда выбрался рослый, крепкого сложения человек. В костюме от Версаче, ярком галстуке и лакированных туфлях. Что-то сказав охраннику с низким лбом, пошагал ко входу.
Тот сел в машину, и, развернувшись, она встала в ряду других.
На первом этаже ресторана с неработающим баром и картинами русских пейзажистов на стенах гостя встретил метрдотель в накрахмаленной рубашке с бабочкой, угодливо согнулся и сопроводил по мраморной лестнице на второй этаж.
Там, за закрытыми дверьми, у которых бдила охрана, в просторном, с зеркальными окнами зале, за длинным, покрытым белой скатертью столом, сидели на мягких стульях два десятка человек. Все были разного возраста, но имели солидный вид: в добротной одежде, с «ролексами» и «омегами» на запястьях, у многих на пальцах блестели перстни с печатками. Одни тихо переговаривались, другие курили или потягивали минералку из бокалов. С появлением новой персоны разговоры прекратились, а он, приобняв сидевшего справа Деда Хасана, уселся во главе стола.
– Привет честн'oй братве, – обвел присутствующих глазами.
– Здорово… привет… и тебе не хворать, – послышалось вразнобой. Из всех собравшихся в зале Могила был одним из самых уважаемых.
Родился он в середине 50-х в городе на Неве, в семье питерских интеллигентов, увлекался вольной борьбой, став кандидатом в мастера спорта. После школы окончил физико-математический техникум и отслужил армию в спортроте.
Когда рухнул Союз, сколотил преступную группу и начал заниматься рэкетом, познакомился с основателем бандитского Петербурга Кудряшом, став его правой рукой. После ряда разборок и войн они подмяли город под себя, Могилу назначили смотрящим. Вскоре он превратился в успешного бизнесмена, организовав целый ряд коммерческих предприятий, в том числе в Златоглавой.
Наиболее авторитетные: Сильвестр, Отарик Глобус и другие – к тому времени безвременно почили, и он поднялся на воровской Олимп.
– Давай начинать, – перебирая янтарные четки в руках, негромко сказал Дед Хасан.
Могила попросил внимания (разговоры стихли), а после сообщил, что нужно обсудить назревшие вопросы.
– Таких в наличии три, – поднял три пальца. – Прекращение разборок, общак и коронование очередного вора. Имеются другие предложения?
Таких не последовало.
– В таком разе переходим к первому, – продолжил Могила. – На прошлой сходке, четыре года назад, мы вроде решили этот вопрос, но ничего не поменялось. Братва по-прежнему воюет меж собой, ряды редеют, уходят лучшие из нас. В чем дело?
– Земли на всех не хватает, – пробасил кто-то с середины стола.
– Ее как раз хватает, – покосился в ту сторону Дед Хасан. – И того, что на ней имеется для нас. Решение сходняка – закон. Его уважать надо.
– Вот-вот, – поддержал его сидевший напротив средних лет подмосковный вор с погонялом Колючий. – А кто не уважает, поставить на нож. Чтоб было неповадно.
– Ты, что ли, ставить будешь? – хмыкнул низколобый со шрамом на щеке крепыш, сидевший посередине.
– А хоть бы и я, – сузил глаза Колючий, – если сходняк прикажет.
– Кишка у тебя тонка, – оскалился низколобый.
– Не выступай, Басмач! – обернулся к нему седой авторитет с морщинистым лицом. – Не на базаре.
Завязалось обсуждение, длившееся почти час, по которому приняли решение: разборки прекратить, а кто будет уличен в нападениях на своих, лишать жизни. Перешли ко второму вопросу. Он был особым.
Воровской общак существовал с давних пор и изначально служил для оказания помощи (подогрева) тем из них, кто оказался в местах лишения свободы. Менялся мир, менялся криминал, а вместе с этим назначение тайной кассы.