Белая тетрадь
Шрифт:
– Таким… Скажешь тоже, – искренне обиделся князь. – Ты еще сморщи носик и скажи, что это неприлично и неподобающе. Впрочем, неважно. Слушай. Голод – это не просто желание набить желудок. Есть, конечно, и физическая сторона, но если бы дело было только в ней, я бы предпочел ограничиться чашкой кофе и парой бутербродов. Ну, или лососем, запеченным на гриле… Э-э, ну, это не к теме! Так вот. Голод – это скорее истощение. И во время процесса я не только пью кровь, но и вытягиваю жизненную силу и магию – это энергетический голод. Фактически кровь нужна только как проводник. Обычно сильным
– Стимулировать? – подсказала я. Дэриэлл может мной гордиться.
– Вот-вот. Способы разные. Поиграть в смертельные прятки, выскочить из-за угла, сломать руку… Поцеловать, в конце концов. – В голосе вновь появились опасно-тягучие нотки. У меня мурашки по спине побежали. – Тоже хорошая стимуляция эмоциональных взрывов. Но проще всего, конечно, причинить боль. Иногда увлекаешься настолько, что не можешь остановиться. Ведь чистые эмоции и жизненная сила текут рекой.
– А что предпочитаешь ты? – Идиотский вопрос вырвался прежде, чем я заткнулась. Максимилиан выразительно коснулся языком кончиков клыков.
– Совмещаю. Но лучше всего, когда жизнью делятся добровольно. Совершенно потрясающее ощущение – самопожертвование. Сладкое и горькое одновременно. В этом случае эмоции столь сильны, что стимулировать их не нужно. Так что если захочешь расстаться с жизнью, я всегда к твоим услугам, – подмигнул он.
Я нервно хохотнула, представив себе бредовый телефонный разговор: «Знаешь, мне что-то жить надоело… Ну, учителя достали, экзамены на носу…» – «Так в чем проблема? Приезжай, я как раз проголодался!» Да уж… Но тут мне в голову пришла пугающая мысль:
– Подожди… но ведь шакаи-ар – поголовно эмпаты! Это же не значит, что ты чувствуешь…
– То же, что и жертва. И боль, и удовольствие.
– А… смерть?
– И смерть у нас на двоих.
У меня закружилась голова, и на этот раз недомогание не имело ничего общего с кровопотерей. Боги, сколько же раз он умирал… по-настоящему умирал, в отчаянии, как и его жертвы? За три тысячи лет – тысячи раз…
Неудивительно, что шакаи-ар такие… психи.
– Не представляю, как с этим можно справиться.
Голос у меня дрогнул.
Максимилиан блаженно потянулся и прилег, опираясь на локоть. Задумчиво посмотрел на меня, накручивая на палец жесткую черную прядь.
– С этим нельзя справиться. Можно только наслаждаться. Всем, что чувствуешь. Всегда. – Он помолчал. – Знаешь, в этом есть какая-то высшая справедливость. Когда чувствуешь то же, что и твоя жертва, то сразу пропадает желание играть в бога. Может, поэтому шакаи-ар ценят жизнь больше, чем вы, люди? Может, поэтому нам в голову не придет устроить, например, геноцид?
Я молчала. Я не знала, что ответить.
Видимо, я тогда поторопилась с характеристикой. Шакаи-ар не садисты, и он не садист. Он чокнутый, двинутый на всю голову мазохист.
Максимилиан поймал мой взгляд и понимающе усмехнулся.
– Никто не говорит, что это нормально по человеческим меркам, наивная ты моя. Но мы такие, какие есть. Привыкай.
Это «привыкай» мне весьма не понравилось.
Между тем костерок уже вовсю разгорелся. Я встрепенулась, порылась в сумке и плюхнула на огонь котелок, доверху наполнив его водой из бутылки. Пока вода закипала, нашарила пакет с травами. Выбрала один толстый сухой стебель полыни – мешать зелье. Князь с интересом наблюдал, как в кипяток полетели синеватые листочки, ягоды рябины, эктаун, мята… Я медленно, в колдовском темпе размешивала варево, дергая за нужные ниточки. По часовой, потом против… Внезапно бурая масса зашипела, посветлела и вмиг покрылась ледяной корочкой. Я быстро сняла котелок с огня и, разбив сверкающую глазурь, наполнила кружку напитком, по цвету и густоте напоминающим мед. Отпила. Фу, кислятина, даже зубы сводит!
– А для чего это? – с любопытством наклонился мой спутник. Длинная челка упала на глаза, и тонкие пальцы отбросили ее чуть нервным жестом. Ха, меня бы тоже такие лохмы раздражали!
– Повышает скорость восстановления крови и придает сил. Не валяться же мне целый день. Ты тоже попробуй, не помешает. Хотя вкус, конечно, на любителя.
Максимилиан окунул палец в котелок. С интересом облизнул, прислушался к ощущениям… и скривился. Я возмутилась, но решила промолчать. Между прочим, хоть состав и несложный, а все-таки приготовить его почти без использования магии не каждый сможет. Спасибо Дэриэллу за уроки.
– А ты не можешь пополнить силы из природных источников?
– Каких источников? – искренне удивилась я. – У равейн сила идет изнутри. Мы – одушевленные стихии, такие очеловеченные кусочки огня, воды… И так далее.
Максимилиан задумчиво притянул колени к подбородку. Прищурился.
– Не знаю, что там со стихиями, но с силой у тебя все в порядке. Третий ранг, не меньше. Эстиль как минимум.
Я поперхнулась тягучим напитком. Из глаз аж слезы потекли.
Бред, бред! Меня проверяли много раз, и мама, и девчонки тоже смотрели, и никакой силы там и близко нет. Равейна – это мой потолок. Убогий седьмой ранг, человеческая продолжительность жизни и быстрое старение после пятидесяти.
А мама будет жить очень долго. И Хелкар. Но без меня.
– Да я ни на что, кроме простейших фокусов, не способна! Тут никакая «память матерей» не поможет! – Вдох, выдох, успокоиться. Отбросить эти глупые, честолюбивые мысли, в которые так приятно верить. Сильная, как же. И он – великий спец по равейновским рангам! Придумал, наверное. И все-таки бьется в груди глупая надежда, наивное: «А вдруг?» Кто не хочет жить долго? – И вообще, откуда ты знаешь?
– Я же тебя пробовал. – И еще так выразительно облизнулся, подлец. Пошутил, значит. Меня заполнило глухое раздражение.
– Ну и как тебе? – язвительно поинтересовалась я. Сердце все еще колотилось как бешеное.
– Вкусно.
Под пристальным взглядом я смутилась и уткнулась в кружку. Раздражение постепенно уходило, оставляя после себя только чувство вины и стыд. Раскричалась, молодец. Спокойней надо быть. Вот Элен бы точно из-за таких пустяков не расклеилась.
– Больше не дамся, и не надейся, – угрюмо буркнула я. Просто так, из чувства противоречия. – Буду сопротивляться до последнего.
– Ой, что-то не верится! – прыснул Ксиль.