Белая ворона

Вран Карина

Косметика может улучшить, заретушировать, но это не волшебная палочка. На стол, под нож? К пластическому хирургу во имя красоты? Не тянет почему-то.

И ко всем требованиям к наружности не забываем, что модель — это такая привлекательная с виду вешалка для одежды.

Кто-то прислушивается к мнению манекена? Да не, это даже мне не смешно.

Музыка, живопись, грани искусства? Заманчиво, но я же не умею ни рисовать, ни играть ни на чем, кроме нервов. А так богатая мысль: вот этими вот руками привносить

в мир гармонию. И надеяться, что прибавка с твоей стороны перекроет общее убывание.

Не, глубокие философские оставим до более взрослых времен.

Что у нас там осталось из достижимого?

Киноиндустрия (театр вроде как в упадке, но это не точно). Сюда можно было бы втиснуться. Но если вспомнить ту обрывочную информацию о своем прошлом мире, в этом бизнесе сложно закрепиться и добиться чего-либо без связей или денег. Даже талант вторичен.

Я бы лучше с другого входа в эту сферу попыталась зайти, для сценаристов. Это пока мой китайский плох, но я настойчиво грызу мандарин. Через силу, через усталость — грызу.

Кто возьмет в работу сценарий от детсадовца? Раньше-то я письмо вряд ли освою. Будем оценивать силы здраво.

Вывод: чтобы к тебе кто-то прислушался, тебя сначала должны узнать. Надо «засветиться». Это очень — ОЧЕНЬ — трудно без вливания денежных средств. Хотя бы стартовых.

Ма — домохозяйка. Ба — не бизнесмен.

Нет связей.

Деньги… Я вижу, куда можно стремиться. Одно только «но».

Мироздание, на какие шиши?

Песочница. Я. Балбес. Зырит на меня, как на врага народа.

— Хуа, — превентивно заявляю я.

«Плохой».

— Ни! — тычет в меня пальцем балбес.

«Ты».

Явно жевал мандарин. А иначе откуда такой прогресс?

Я определенно положительно влияю на аборигенов.

Кира Воронова в этом теле без году неделя, а уже почти что двигатель прогресса. В отдельно взятой песочнице, ага.

Сегодня балбес с лопаткой и формочками.

Этот Чен Чен из обеспеченной семьи: я-то все еще орудую самыми совершенными инструментами — своими ручонками.

— Ни хуа, — гордо вздергиваю носик.

— Ни, — похоже это все, что он смог выучить.

Да, прогресс такой себе. Даже на лвл-ап до уровня 1 с нулевого не тянет.

Нечего на такого бездаря тратить свое драгоценное.

Трамбую песок, вчерашний дождь его удачно увлажнил — стены будут прочнее.

Какое-то время Чен Чен пялится на процесс. И что-то свое сооружает. Тяп-ляп, как любой безалаберный мужик с кривыми руками и без профильного образования.

А ведь с его формочками и лопаткой мы могли бы тут дворцовый комплекс отгрохать! И сад посадить: всякие цветочки-лепесточки вокруг, выкапывай да сажай. Даже пруд бы вырыли. Там вон лужа не просохла, есть откуда натаскать воды.

— Яо! — мой грязный палец тычет в лопатку.

«Надо».

И

смотрю на него, как когда-то глядела на очень умного, но своенравного кошака по имени Бейсик.

Бейсик жил с нами пять лет, потом загулял, какое-то время ходил к хвостатой мамзели женихаться, а однажды не вернулся. Я-прошлая ревела больше недели, искала мехового предателя, но — увы. Так вот, взгляд выражал: «Надо, и не спорь», — и касался обязательного мытья лап после очередного загула.

Чен Чен слова «надо» не знает. И не хочет делиться лопаткой. Но куда ему против моего сурового взгляда?

Лопатка переходит из рук в руки. Я показываю балбесу, как надо утрамбовывать края ямки. Мы копаем пруд.

— Ли Мэйли! — это ма закончила какие-то свои дела на улице.

Возвращаю балбесу лопатку.

— У-а-у! — начинает реветь это недоразумение.

— Мама Мэйли, приходите еще, — умиляется мамаша балбеса.

Чен Чен встает, его координация явно уступает моей. Нога — ямка недоделанного пруда — падение. Лицом в мокрый песок.

Эх, неудачник. Даже руки после такого об тебя вытирать неохота.

— Мама Мэйли, постойте, — машет руками балбесова маманя.

Ее ребенок в это время приподнимается над местом падения, отплевывается песком.

Не, ну кто заставлял его есть песок? Точно не я. К нам претензий быть не может.

— А? — моя китайская мать уже разворачивалась, чтобы уйти домой.

— Мама Вэйлань позвала нас на чай завтра, — часть фразы эта торопыга выпалила очень быстро, пришлось додумывать. — Мама Мэйли, вы придете? А-Чен будет рад видеть друга по играм.

Мозг готов высыпаться через ушные раковины, что те песчинки.

Как же сложно мне привыкнуть к их построению предложений! Да, оно примитивное. Для носителя великого могучего их расстановка слов звучит ужасно.

Да я забыла о высоком штиле в прошлой жизни больше, чем все знакомые мне азиаты, вместе взятые, знали!

Резало слух мне все это так сильно, что я — когда могла, конечно — мысленно переиначивала их высказывания. Делала более удобоваримыми для своего восприятия.

Но это работало, когда говорили в обычном темпе. Когда я успевала услышать, понять, воспринять и переработать под себя.

А эта трещотка тараторила, словно экзамен на скорочтение сдавала. Сколько слов в минуту скажет, столько тысяч юаней муж с работы принесет.

Но я все равно успеваю. В год! Повод гордиться собой.

Еще тормозят всякие нелепости, вроде этого: «А-Чен». Поняла, о ком речь, только потому, что дома меня иногда зовут А-Ли. Типа нашего уменьшительно-ласкательного. Кира-Кирочка-Кируся. Детское имя, вот. На людях в основном зовут, как взрослую, а дома «обласкивают».

Мне это странно. Родителям нормально. Терплю.