Белла, чао!
Шрифт:
Африкан вернулся домой в четвертом часу дня, чрезвычайно довольный, полный энергии и решимости. В загсе он договорился, все устроил и даже с Валеевым и мадемуазель Грейдер успел пообщаться. Валеев и Ритка Грейдер обещали быть свидетелями на свадьбе. Валеев, услышав о том, что его друг скоро станет законным супругом Беллы, аж в лице переменился и стал всякую чепуху пороть…
Вроде того, что Белла использует Африкана, что она из провинции, а все провинциалки рвутся в Москву, что Африкану не надо расписываться, а лучше просто
…Африкан скинул сандалии в прихожей и заорал:
– Белла! Собирайся, через два часа нам надо быть в загсе! Белла!
Но она не отозвалась. Африкан заглянул в ванную. Обошел квартиру… Никого. Может, вышла куда-то ненадолго? В магазин, например… Позвонить ей на сотовый? А сотовый-то ее погиб вчера! Придется новый покупать. Африкан зашел в комнату Беллы – шкаф был распахнут, ворох одежды валялся на полу, на подоконнике – ее керамические поделки… «Н-да. Наверное, паникует перед свадьбой. Точно, в магазин побежала. Опять скажет, что ей нечего надеть!» – усмехнулся Африкан. Он свою Вишенку знал наизусть.
Вчера они проговорили с Беллой целый вечер – о том, как станут жить дальше. Оба – он и она – были потрясены взрывом газа в мастерских (к счастью, никто не пострадал!), говорили о семье брата, о пожаре в ночном клубе… О том, что, конечно, всего не предугадаешь – ведь неизвестно, в каком месте кирпич на голову может свалиться. Москва не хуже других городов, и в деревне корова может забодать, но… Москва все-таки опаснее. Потом вспомнили и о том еще, что теперь Белле придется искать новое помещение под мастерскую.
И Африкан тогда предложил переселиться за город. А что, он давно мечтал о даче. «Ты? – удивилась Белла. – Не ври! Ты всегда говорил, что Подмосковье ужасно и добираться до киностудии будет неудобно…» – «Так я же раз в сто лет на эту киностудию езжу! Только когда подписать что-то надо… Я им все по электронной почте посылаю. И вообще, мы будем приезжать в Москву днем, когда пробок нет… И домик выберем приличный, и пейзаж красивый! Я там стану писать сценарии, ты – лепить… Вместе, рядом, как голубки какие! И я накормлен, и ты у меня на виду, я не переживаю за тебя…» – «Накормлен! – засмеялась Белла. – Ты что, ребенок?» – «Вот, о детях ты заговорила… Не в городе же их растить, правда?»
Африкан шутил, он о детях и не думал даже, он просто хотел уговорить Беллу на переселение, но она так мило засмущалась после этих слов…
«А танцевальная студия? Ты обещал научиться танцевать со мной аргентинское танго!» – напомнила Белла.
«Обещал, да. И буду танцевать! Я думаю, студия танцев не одна, найдем еще, поближе к нашему домику в деревне, необязательно в центр города мотаться!»
Они говорили и говорили
Африкан вспомнил все это и улыбнулся. Беспорядок в комнате Беллы ничуть его не смутил. Ему вообще было глубоко наплевать на порядок. Лишь бы она, Белла, была рядом…
Африкан зашел в кабинет (требовалось взять паспорта) и вдруг увидел на своем рабочем столе большой конверт. На конверте было написано крупными печатными буквами: «Африкану». «Чего это она придумала?» – удивился Африкан.
Он взял конверт в руки, достал из него лист бумаги, исписанный тоже крупным, немного детским, смешным почерком Беллы.
«Африкан, не сердись. Я решила вернуться домой. Было бы нечестно обманывать тебя. Я плохая, но немного совести у меня все же осталось, знаешь? Я никогда не любила тебя, просто всегда мечтала жить в Москве. Ты хороший, Африкан, но любила и люблю я своего жениха, о котором я тебе говорила. Все эти события, которые с нами случились в последнее время, заставили меня задуматься – а нужна ли она мне, эта Москва? Не нужна. И домик в деревне мне не нужен – у меня и так свой есть, в Ирге. Там спокойней, там сестра, там тот, кого люблю. Не ищи меня. Ты знаешь, какая я упрямая – не вернусь. Не могу больше притворяться, обманывать тебя… Прости. Белла».
– Что это за бред такой? – вслух произнес Африкан, и листок в его руках задрожал. – Она что, спятила?
Он побежал в ее комнату, растерянно огляделся. Сунулся опять в ее шкаф. Платья, брючки, туфельки, повсюду бижутерия…
Африкан принялся перебирать одежду Беллы, словно ища чего-то. Ища то, что Белла могла скрывать от него. Но никаких других записок, документов, подозрительных предметов не было. Только одежда.
Некоторое время Африкан стоял молча, оцепенев. Он все еще не мог поверить в то, что Белла сбежала от него. Не может быть! Почему?
«Потому что ты – дурак, – наконец пошевелился он. – Развесил уши, лопух… Поверил в то, что она тебя любит! А ей только Москва была нужна! А потом она увидела, что она такое, Москва эта, и струхнула… Впрочем, нет, нет, дело не только в этом. Она ведь не совсем притворщица, Белла. Испугалась свадьбы. Обычно мужики сбегают из-под венца, а тут – девушка… Сбежавшая невеста! Но это как раз и говорит о том, что она меня не любит. Честная потому что! И это отвратительно, потому что ничего нельзя делать вполовину… Она еще хуже Зины! В тысячу раз!»
– Гадина… – растерянно произнес Африкан. – Какая же ты гадина, Вишенка… Будь ты проклята. Проклята. Проклята!
Он подошел к барному шкафчику и достал оттуда бутылку коньяка, ища рюмку еще, вернее – бокал… Первым попался под руку «флют» – для шампанского. А, плевать, какая разница, из чего пить!
Африкан плеснул в бокал коньяка.
Всю дорогу, пока ехали в поезде, они молчали, почти не переговаривались. Тимур читал газеты, Белла лежала на верхней полке, сложив руки на груди, и смотрела в потолок.