Белое дело в России. 1920–122 гг.
Шрифт:
Глава 3
Военный Совет в Севастополе 20–21 марта 1920 г. «Преемственность власти» Главнокомандующего ВСЮР, оформление его полномочий. Совет при Главнокомандующем, его состав.
После приезда в Феодосию из Новороссийска Главком ВСЮР, вероятно, еще сохранял надежду на возможность если не возобновления успешных наступательных операций в Крыму, то хотя бы на прочное удержание перекопских позиций благодаря действиям корпуса генерала Слащова. 14 марта на совещании старшего командного состава дислоцированных в Крыму и прибывших из Новороссийска воинских частей Деникин проинформировал о положении дел на фронте и наметил места для дислокации эвакуировавшихся подразделений ВСЮР. На критические реплики со стороны генерал-майора И. Г. Барбовича (командира Добровольческой конной бригады) и генералов Донской армии Главком не реагировал. 16 марта, «карандашом на клочках бумаги», Деникин написал приказы о роспуске Южнорусского правительства, об освобождении от должности генерала Романовского и замене его генералом Махровым.
Но 19 марта состоялась встреча Деникина с Кутеповым, во время которой, очевидно, обсуждались настроения в Добровольческом корпусе. По свидетельствам генерал-майора Шапрона дю Ларрэ и полковника
Деникин, очевидно, уже был психологически подготовлен к подобному развитию событий, исключавшему для него возможность «работать и выполнять свой долг перед Родиной». После этого рано утром 20 марта вызванный к Главкому новый начальник штаба получил карандашную записку, предписывавшую созвать на вечер 20 марта «Военный Совет под председательством генерала А. М. Драгомирова для выбора нового Главнокомандующего». На возражения генерала Махрова Деникин ответил: «Мое решение бесповоротно, я все обдумал и взвесил. Я разбит морально и болен физически. Армия потеряла веру в вождя, я потерял веру в армию». Это же указание содержалось в официальном письме Деникина Драгомирову (№ 145 от 20 марта 1920 г.): «Три года Российской смуты я вел борьбу, отдавая ей все свои силы и неся власть как тяжкий крест, ниспосланный судьбой. Бог не благословил успехом войск, мною предводимых. И хотя вера в жизнеспособность армии и в ее историческое призвание не потеряна, но внутренняя связь между вождем и Армией порвана. И я не в силах более вести ее. Предлагаю Военному Совету избрать достойного, которому я передам преемственно власть и командование». Указание было исполнено, и днем 21 марта 1920 г. в Севастополе состоялся Военный Совет, определивший вопрос о преемственности власти от одного руководителя к другому [284] .
284
ГА РФ. Ф. 5827. Оп.1. Д. 97. Лл. 30–31; Ф. 5881. Оп.2. Д. 747. Лл. 90–93 об.; Махров П. С. Указ. соч., с. 198–199; 204–205; Врангель П. Н. Записки, ч. 2. // Белое дело. Летопись белой борьбы, т. VI. Берлин, 1928, с. 8.
Собственно, в самой идее созыва Военного Совета не было чего-либо необычного. В традициях Российской Императорской Армии предусматривалась возможность созыва Совета из офицеров различных воинских частей или одной части, для решения спорных вопросов, требовавших предварительного обсуждения всем офицерским составом, и последующего утверждения соответствующих решений единоличным приказом вышестоящего начальника. Данные Советы носили сугубо совещательный характер, и принимаемые ими решения не были обязательны к утверждению и исполнению, но и игнорировать их мнение считалось недопустимым. Военные Советы имели место и в истории южнорусского Белого движения – во время 1-го и 2-го Кубанских походов.
Деникин санкционировал созыв Совета, председателем которого был назначен один из старших в чине и в возрасте генералов ВСЮР – генерал от кавалерии, Главноначальствующий Киевской области осенью 1919 г. и первый председатель Особого Совещания, кавалер орденов Св. Георгия 4-й и 3-й степени А. М. Драгомиров. Формально председателем Совета должен был бы стать сам Главком, однако ввиду существа обсуждаемого вопроса (выбора преемника) а также, очевидно, в силу психологических причин (нежелание выслушивать возможные упреки в недостатках командования) Деникин отказался это сделать. Представительство на Совете «для избрания преемника» было проведено по принципу делегирования всех строевых командиров, от командиров полков включительно, а также представителей Черноморского флота и тыловых гарнизонов: «командиры Добровольческого и Крымского корпусов, их начальники дивизий, из числа командиров бригад и полков – половина (от Крымского корпуса – по боевой обстановке – норма может быть меньше), коменданты крепостей, командующий флотом, его начальник штаба, начальники морских управлений, четыре старших строевых начальника флота. От Донского корпуса: генералы Сидорин, Кельчевский и шесть лиц из состава генералов и командиров полков. От штаба Главнокомандующего: начальник штаба, дежурный генерал, начальник военного управления, а также генералы (на основании персонального приглашения. – В.Ц.) Врангель, Богаевский, Улагай, Шиллинг, Покровский, Боровский, Ефимов, Юзефович и Топорков» [285] .
285
Трагедия казачества. Указ. соч., Ч. IV. С. 440.
Принципиально Военный Совет должен был бы проходить по традиционной схеме проверки полномочий (начиная с самых младших в чине офицеров) и предложений кандидатур на должность Главкома. Вместо этого с самого начала Совет разделился на несколько групп, наиболее активная из которых (в нее входили командиры подразделений стрелковой генерала Дроздовского дивизии) решительно требовала, чтобы Деникин остался на посту Главкома, опровергая тем самым мнение Кутепова о том, что «все части не желают больше видеть Деникина». Была подготовлена телеграмма, гласившая, что «дивизии Добровольческого корпуса единодушно решили просить Ваше Превосходительство остаться во главе Армии». Группа строевых начальников корпуса Слащова, вместе со своим командиром, сомневалась в самой идее созыва Совета: «У нас нет выборного начала. Мы не большевики, это не Совет солдатских депутатов. Пусть генерал Деникин сам назначит, кого он хочет, но нам выбирать непригоже». Об этом же Слащов телеграфировал самому Деникину еще накануне созыва Совета (20 марта 1920 г.) [286] . Отказался «голосовать» и Кутепов (противники «выборного начала», очевидно, под впечатлением приснопамятной «демократизации армии» 1917 года, не обращали внимание на то, что Совет только «рекомендует», а «утверждает»
286
Слащов-Крымский Я. А. Белый Крым. 1920 г. Мемуары и документы. М., 1990, с. 145–146.
Тем не менее председательствующий генерал Драгомиров заявил: «Генерал Деникин мне сказал, что его решение категорическое и бесповоротное. Я прошу приступить к делу исполнения приказа Главнокомандующего и назвать имя заместителя генерала Деникина». Показательно, что Деникина дважды «просили остаться», но оба раза безуспешно. Драгомиров продолжал настаивать на «неизменности решения» Главкома. И тогда впервые, достаточно неожиданно для собравшихся (если исключить вариант «подсознательного ощущения»), начальником штаба Черноморского флота капитаном 1 ранга Н. А. Рябининым было произнесено имя генерала Врангеля как «того, кто мог бы заменить генерала Деникина». Факт, что кандидатура Врангеля прежде всего поддерживалась моряками, вполне объясним, если учесть, что именно морские офицеры и высшие начальники флота были в рядах «антиденикинской оппозиции» в начале 1920 г. В любом случае это была первая и единственная альтернативная Деникину фигура, названная на Совете. Драгомиров фактически поддержал Рябинина и закрыл заседание Совета «без баллотировки» (!), отправив Деникину «результат» – «предложение» о назначении Врангеля преемником на посту Главкома. По мнению Шиллинга, именно поведение Драгомирова повлияло на ход заседания и принятие заранее подготовленного решения («поведение генерала Драгомирова как Председателя Военного Совета казалось многим из нас, присутствующим на Военном Совете, весьма странным и загадочным», «решительно и определенно поддерживали кандидатуру генерала Врангеля генерал Драгомиров и чины флота»). Уже после окончания работы Совета выяснилось, что Драгомиров отправил Деникину телеграмму, отмечавшую «единогласие» всех участников Совета в поддержке Врангеля, что, конечно, не соответствовало действительности [287] .
287
ГА РФ. Ф. 5881. Оп.2. Д. 747. Лл. 93–95.
Показательно, что даже сам Врангель считал необходимым, чтобы Деникин оставался на своем посту. Его возвращение в Севастополь и прибытие на Военный Совет произошло 22 марта, на второй день заседания. Врангель привез с собой официальную ноту на имя Деникина от Британского Верховного Комиссариата в Константинополе (от 20 марта), подписанную адмиралом Де-Робек. В ней четко заявлялось: «Правительство Его Величества (короля Великобритании. – В.Ц.) желает указать на ту пользу, которую представляло бы собой, в настоящем положении, обращение к Советскому Правительству, имея в виду добиться амнистии как для населения Крыма вообще, так и для личного состава Добровольческой армии в частности. Проникнутое убеждением, что прекращение неравной борьбы было бы наиболее благоприятно для России, Британское Правительство взяло бы на себя инициативу означенного обращения, по получении согласия на это генерала Деникина, и предоставило бы в его распоряжение и в распоряжение его ближайших сотрудников гостеприимное убежище в Великобритании… Однако если бы генерал Деникин почел бы себя обязанным его отклонить, то в этом случае Британское Правительство сочло бы себя обязанным отказаться от какой бы то ни было ответственности за этот шаг и прекратить в будущем всякую поддержку или помощь какого бы то ни было характера генералу Деникину». Именно поэтому Врангель считал уход Деникина несвоевременным, хотя и не исключал такой перспективы. «Я прибыл сюда, – заявил он Драгомирову, – потому что не счел возможным не разделить с армией ее, быть может, последние часы, и если судьба пошлет мне испытание стать во главе армии, я его приму. Однако я считаю, что при настоящих условиях генерал Деникин не имеет нравственного права оставить то дело, во главе которого он до сих пор стоял. Он должен довести это дело до конца и принять на себя ответственность за все, что произойдет».
Предложения о «перемирии с советской властью» (или «Правительством Центральной России») делались лидерами союзных держав и раньше, достаточно вспомнить инициативу о конференции на Принцевых островах в феврале 1919 г. Еще накануне Новороссийской эвакуации в феврале 1920 г. Деникину было передано рекомендательное письмо от дипломатического представителя Великобритании с предложением «посредничества для заключения перемирия с большевиками» ввиду «катастрофичности положения» и «неосуществимости эвакуации в Крым». Но всякий раз подобные предложения отклонялись белыми правительствами. Если бы не катастрофическое положение белых фронтов и фактический распад единой всероссийской власти в Белом движении, подобное предложение было бы, безусловно, снова отклонено. Врангель, однако, посчитал, что предложение Великобритании можно выгодно использовать, хотя бы в качестве «отсрочки» для фронта, «передышки», необходимой для «продолжения борьбы с большевизмом». Но для этого требовалось закончить обсуждение «внутренних проблем». Ультимативный и для многих неожиданный характер британской ноты в какой-то степени усиливал позиции Врангеля, требовавшего незамедлительного и документально оформленного решения Военного Совета. Показательно и то, что Врангель ни словом не обмолвился о перспективах продолжения «вооруженной борьбы с большевизмом», а всячески подчеркивал, что «он не мыслит о дальнейшем серьезном сопротивлении красным и, единственно, что он будет считать своим долгом, если встанет во главе Армии, это – «с честью вывести ее из тяжелого положения».
По настоянию Врангеля из состава Совета были выведены все офицеры, по должности «младше командиров корпусов или равных им по власти». Председателя Совета не смутило то, что тем самым нарушался первоначальный вариант представительства, утвержденный Деникиным. Так образовался т. н. «Малый Военный Совет» в составе двадцати генералов, и «демократизм» собрания (если этот термин вообще можно употребить по отношению к военной иерархии) существенно снизился. Оставшимся была зачитана телеграмма Британского Верховного Комиссариата и поставлено условие о незамедлительном создании нового управления. Врангель сразу же «перевел» мотивы созыва Совета с решения о «преемнике» к решению о возможности «продолжения борьбы» и отношению к «союзникам». Принципиально это было гораздо более широкой «постановкой вопроса» и тем самым подводило опору под политический курс будущего Главкома ВСЮР.