Белое дело в России. 1920–122 гг.
Шрифт:
Говоря о проектах «преобразования власти» в период ноября – декабря 1919 г., следует упомянуть и о планах, предполагавшихся Колчаку в Новониколаевске, в его кратковременное пребывание в этом городе. В надежде на «образование некоторой силы, могущей остановить постепенный развал фронта», в регионе (еще ранее высказывались предположения о переносе столицы белой Сибири в Новониколаевск) сформировалось т. н. Особое Совещание общественных организаций под председательством главы старообрядческих общин Ф. Е. Мельникова и поручика П. П. Васильева. У староверов Барнаульского и Алтайского районов идеи создания добровольческих дружин Святого Креста и «народного ополчения» встретили активную поддержку. Под руководством агентов Русского бюро печати и прямому указанию проф. Болдырева было создано несколько автономных отрядов, принимавших в 1921 г. участие в антибольшевистском повстанчестве. Помимо этого Мельниковым, сотрудником Русского бюро, известным писателем М. С. Лембичем и настоятелем городского собора протоиереем Георгием Жуком был составлен проект разделения Сибири на два самоуправляющихся военно-административных округа – Восточно- и Западно-Сибирский – с центрами в Иркутске и Новониколаевске соответственно. Главами военной власти в данных округах становились генералы Голицын и Дитерихс (при назначении Главнокомандующего фронтом генерала Пепеляева), а функции гражданской власти осуществляли бы «кабинеты» (в Иркутске, составленный на основе измененного Совета министров, а в Новониколаевске – на основе Особого Совещания). Верховный Правитель тем самым устранялся от непосредственного управления «сибирскими делами», но сохранял за собой статус главы Всероссийской власти, а Совет министров низводился до региональной управленческой структуры.
39
Иванов В. Указ. соч., с. 54–56.
Глава 5
Эволюция идей Сибирского Земского Собора и планы «смены власти».
Государственное Земское Совещание начало бы свою работу (по аналогии со Всероссийским Учредительным Собранием) в январе 1920 г. К выборам депутатов приступили в Прибайкалье, на Дальнем Востоке, но очень скоро идея построения «фундамента представительства» сменилась новой. В политическую «повестку дня» снова встал вопрос о Всесибирском Земском Соборе.
Новый председатель Совета министров, по оценке Гинса, «обладал психикой, напоминавшей взрывчатое вещество. Взорвется – и кончено» [40] . Для Пепеляева принципиально важным был момент одобрения его плана реформирования гражданской власти. Кроме того, «для спасения армии» он собирался предложить Колчаку вернуть на пост командующего Восточным фронтом генерала Дитерихса, отдав под суд генерал-лейтенанта К. В. Сахарова «за позорную сдачу Омска без боя» (показательно, что причиной отставки Дитерихса было также его намерение «сдать Омск без боя») [41] . Выехав навстречу поезду Верховного Правителя из Иркутска 30 ноября, он предварительно договорился со своим братом-генералом о совместном воздействии на Колчака в случае его колебаний в одобрении предложенной программы реформ. Подобный сценарий был разработан ими еще в Омске, возможно, при участии Дитерихса, стремившегося, как указывалось выше, не только к военным, но и к политическим переменам.
40
Гинс Г. К. Указ. соч., с. 465.
41
Сахаров К. В. Белая Сибирь. Мюнхен, 1923, с. 176–179.
Телеграфная переписка премьера и генерала свидетельствовала о явном намерении усилить полномочия Совета министров при одновременном ограничении власти Верховного Правителя. Если 22 ноября, во время переговоров с Колчаком об условиях своего вступления в должность, Пепеляев добивался лишь «разделения» военной и гражданской власти, «сближения с оппозицией», «расширения прав» Земского Совещания, то, став премьером, Пепеляев перешел к «языку ультиматума». 26 ноября, выступив с критикой категоричного, по его мнению, стиля ответа Колчака на чешский Меморандум от 13 ноября (в этом Пепеляева поддержали Гинс, Сукин и Третьяков), премьер пригрозил отставкой. Затем им была озвучена идея созыва Сибирского Земского Собора. Если ранее большая часть политических уступок определялась Пепеляевым как «возможность эволюции Государственного Земского Совещания в законодательное учреждение», то требование созыва нового представительного органа еще не выдвигалось. 9 декабря Верховному Правителю была отправлена телеграмма-ультиматум за подписью премьера и командарма 1-й сибирской о «немедленном издании акта о созыве Сибирского Земского Собора» [42] . Очевидно, что Пепеляев не собирался сотрудничать с «владивостокскими заговорщиками» (Якушевым, Гайдой, Краковецким), первыми провозгласившими созыв Земского Собора, как альтернативы белой власти во время «путча» во Владивостоке. Но известна его встреча с представителями будущего эсеровского Политического центра (Я. Н. Ходукиным и Е. Е. Колосовым) на квартире у губернатора Яковлева сразу же после назначения на должность премьера. На этой встрече, носившей частный характер, Пепеляев обещал добиться «превращения» ГЗС в Земский Собор и также «отъезда» Колчака на Юг России. Однако встреча оказалась безрезультатной. Предложения Пепеляева к эсеровским представителям «повисли в воздухе», поскольку премьер категорически отрицал их лозунги: «долой гражданскую войну» и «мир с большевиками» [43] .
42
ГА РФ. Ф. 195. Оп.1. Д. 16. Лл. 1–3; Д. 34. Лл. 1–3; Последние дни колчаковщины. Указ. соч., с. 146.
43
Мельгунов С. П. Указ. соч., с. 67–68.
То, что предложили Пепеляевы, можно расценивать как стремление «перехватить инициативу» у оппозиции, использовать выдвинутые ею лозунги в программе правительства. С другой стороны, введение Сибирского Земского Собора предусматривало как минимум отказ Колчака от непосредственного управления (пусть и формального, «эшелонного») территорией Сибири и Дальнего Востока. Не случайно, видимо, Дитерихс в ответ на предложение адмирала (телеграмма из Красноярска 8 декабря) снова возглавить Восточный фронт выдвинул условие немедленного отъезда Колчака из Сибири за границу или на Юг России. В этом действии тандем в организации военно-гражданской власти Дитерихс – Пепеляевы становился вполне реальным [44] .
44
Сахаров К. В. Указ. соч., с. 199; Жанен М. Отрывки из моего сибирского дневника // Колчаковщина. Из белых мемуаров. Л., 1930, с. 136–144.
Что же представляла собой идея Земского Собора в том виде, как это предлагалось «братьями-сибиряками»? В вышеупомянутом «ультиматуме» речь шла об органе, «в лице которого сам народ возьмет в свои руки устройство Сибири и изберет сибирское правительство». Таким образом, Собору предопределялся не совещательный и даже не законодательный характер, а – не больше не меньше – учредительно-санкционирующий, аналогичный Сибирской Областной Думе, распущенной год назад. По существу, происходил возврат к парламентской форме правления, оказавшейся столь опасной и бесперспективной в условиях военного времени, но весьма привлекательной для политической оппозиции и партийной элиты. Собор призван был создать совершенно новую вертикаль власти, при которой роль прежнего правительства становилась символической [45] .
45
ГА РФ. Ф. 195. Оп.1. Д. 34. Лл. 1–3.
Показательно изменение позиции Верховного Правителя в отношении новых перемен политического курса. Как Верховный Главнокомандующий, верный Положению о полевом управлении войск, Колчак не мог сочувствовать позиции Третьякова «власть военная да подчинится власти гражданской». Слишком свежи в его памяти были воспоминания 17-го года о развале на Черноморском флоте и золотом палаше, «отданном» морю. Подавляющее большинство генералов также было убеждено, что отсутствие «твердой власти», «военного порядка» привело к «разложению тыла». Еще более его могла раздражать позиция Пепеляевых. 23 ноября 1919 г., будучи в Новониколаевске, Колчак признал право премьера «образовать состав сотрудников по управлению страной», «намеченных на посты членов Совета министров». И одновременно с этим, «рескриптом» новому премьеру, было отправлено «предписание об улучшении быта военнослужащих и их семей» – яркое свидетельство обеспокоенности адмирала положением солдат и офицеров. В тяжелейших условиях начавшегося сибирского «Ледяного похода» Колчак поручал Пепеляеву утвердить «в срочном порядке» законы об увеличении содержания солдатам и офицерам на фронте, обеспечении их семей «деньгами, продовольствием и помещением», предоставлении льгот «в отношении земельного и хозяйственного устройства» [46] . Проекты реформирования системы управления интересовали адмирала гораздо меньше, чем «заботы об армии, которые она заслужила». Но как Верховный Правитель, понимая политический характер гражданской войны, он мирился с необходимостью уступок и тактических компромиссов. Проблема заключалась в масштабе, пределе таковых. Если он признавал актуальность программы Пепеляева по реформированию существовавшей системы управления, то, получив утром 9 декабря «ультиматум братьев-сибиряков» о Земском Соборе, он пошел на уступки, означавшие, по сути, отказ от Конституции 18 ноября и сложившейся модели Российского правительства.
46
Последние дни колчаковщины. Указ. соч., с. 136–137.
9 декабря 1919 г. со станции Тайга Колчак отправил текст проекта Указа: «С первых дней принятия мною власти Верховного Правителя я имел перед собой цель – созыв Национального Учредительного Собрания. Ниспосланными тягостными испытаниями цель эта ныне отдаляется, и разрозненные части России принуждены отдельно бороться с общим врагом – большевизмом. В целях подъема усилий народных я, оставляя за собой объединение всех сил, борющихся за Единую Россию, передаю дело борьбы Сибири с большевиками в руки самих сибиряков. Повелеваю Председателю Совета министров незамедлительно внести в Совет министров проект закона о Сибирском Земском Соборе с тем, чтобы таковой был созван в самый кратчайший срок. Земский Собор определит временное устройство Сибири и изберет сибирское правительство. Бог поможет нам завершить правое дело объединения свободной Единой России» [47] . Тем самым Колчак полностью отказывался от контроля за сибирской политикой, сохраняя свою власть только как Верховный Правитель Российского госдарства. Благородный поступок адмирала, идущего ради стабильности фронта и тыла на подобный шаг, политически не был оправдан. Даже в случае сохранения «всероссийского» статуса Колчак терял свой аппарат управления, поскольку все время, начиная с 18 ноября, опирался на структуры бывшего Сибирского правительства. Единственный альтернативный путь состоял в том, что Сибирский Земский Собор санкционировал бы создание новой власти, но во всероссийском масштабе (повторив путь Уфимского Государственного Совещания и Уфимской Директории). В этом случае политическая целесообразность подобных действий становилась ничтожной, ведь от одной модели всероссийской власти перешли бы к другой. В случае же сохранения «краевого масштаба» Собора у Верховного Правителя России не оставалось иного выхода, кроме отказа от своего «всероссийского» имени и отъезда из Сибири. Возможен был и озвученный Дитерихсом переезд на Юг, но в статусе Верховного Правителя. Тогда в его подчинение автоматически ставился аппарат Особого Совещания, а Главком ВСЮР получал бы, вероятно, полномочия командующего Южным фронтом. Об этом варианте Пепеляев писал в своей телеграмме 10 декабря: «Верховный Правитель должен остаться для верховного объединения всех частей России. Местопребыванием может быть Юг России» [48] . О том, насколько подобная перспектива устроила бы военно-политическую элиту белого Юга, во многом привыкшей к «самостоятельности» в отношениях с Сибирью, трудно ответить однозначно.
47
ГА РФ. Ф. 195. Оп.1. Д. 34. Лл. 1–3.
48
ГА РФ. Ф. 195. Оп.1. Д. 34. Лл. 6–8.
Глава 6
Попытки реализации «административной революции» Совета министров (декабрь 1919 г.).
Планы Пепеляевых не осуществились в той форме, в которой они рассчитывали. И «ультиматум» и Указ остались «на бумаге». Не было издано ни одного «подзаконного акта» в осуществление идеи Земского Собора. В реальности правительство, оставшееся в Иркутске, поезд Колчака и поезд Пепеляева жили как бы в разных политических измерениях. Получив сообщения о проекте Земского Собора, Совет министров воспринял этот акт как излишний в свете только что изданных поправок в Положение о ГЗС. В телеграфной переписке с Колчаком Третьяков, будучи фактическим председателем Совмина в условиях, когда премьер тоже оказался в «эшелоне», отметил, что хотя «вопрос о Земском Соборе есть вопрос большой государственной важности», но при этом даже «само название «Земский Собор» не может дать никаких указаний относительно его конструкции и компетенции». По мнению Третьякова, «возможно остаться при старой конструкции Земского Совещания, давши этому Совещанию законодательные функции, увеличивши количество представителей от местных людей, земств и городов, исключивши членов по назначению». Колчак ответил, что «так как представительство возможно только в части Сибири, то претендовать на всероссийское значение оно не может… термин «Государственное Совещание» ему не подойдет и его заменит Сибирское Земское Совещание; в связи с этим возникает целый ряд других вопросов о конституции правительства» [49] .
49
ГА РФ. Ф. 195. Оп.1. Д. 34. Лл. 10–21; Последние дни колчаковщины. Указ. соч., с. 150–151.
Еще более откровенно высказался в передовице «Русского дела» будущий идеолог «национал-большевизма» и «признания советской власти», а в 1919 г. «пламенный бард и идеолог диктатуры Колчака», глава Русского Бюро печати профессор Н. В. Устрялов: «Не случайно пришли мы в процессе гражданской борьбы к диктатуре. Не случайно осуществлена она на Юге и на Востоке России, причем на Юге в форме более чистой, чем на Востоке… «Представительное собрание с законодательными функциями» – в лучшем случае это будет посредственный суррогат народного представительства, вовсе не так уже превосходящий в этом своем качестве существующее Экономическое Совещание… Что можно ждать от настоящего законодательного органа? Либо он, поддавшись распространенным в Сибири, не изжившей большевизма, настроениям…, начнет проповедовать соглашательство с советской властью, либо он присоединится к программе правительства… Но Парламент не привлечет к правительству ныне чуждые ему социалистические элементы. Парламент может лишь ослабить власть, вернуть нас к эпохе правительства князя Львова, если не Керенского. Отказ от диктаториальной формы власти ныне есть неизбежно лишь мост к большевизму». По оценке Кроля, бывшего собеседником Устрялова во время переезда из Омска в Иркутск, профессор придерживался «крайне правых» взглядов: «о большевиках он говорил с пеной у рта и отказывался понимать, как можно подходить к вопросу исключительно рассудочным путем… Борьба не на живот, а на смерть; борьба – до конца» – вот что проповедовал Устрялов. Позднее, уже в Харбине, в полемике с Кролем Устрялов отмечал, что «суррогат парламента и парламентаризма, в виде разных «предпарламентов» и полу- или псевдопредставительных «совещаний», не укреплял власти, не создавал реально «единого фронта», не способствовал упорядочению управления и не успокаивал «оппозиционные» умы, а лишь возбуждал их к требованиям дальнейших «уступок». Настоящий же парламент был для белого правительства – как, впрочем, и для красного – непозволительной роскошью уже по одному тому, что он предполагает действительное осуществление гражданских свобод, совершенно немыслимое в эпоху революционного брожения и крушения старых, привычных социально-политических связей» [50] .
50
Русское дело. Иркутск, № 26, 12 декабря 1919 г.; Кроль Л. А. За три года (Воспоминания, впечатления и встречи). Владивосток, 1921, с. 197; В.Е.Т. К истории партии Народной Свободы // Руль. Берлин, № 693, 10 марта (25 февраля) 1923 г.