Белое отребье (White Trash)
Шрифт:
Также она должна понять, что жизнь после смерти, которой наслаждается отлетающая душа, зависит от индивидуальности. Не было абсолютов. Мужчина или женщина могут управлять своей судьбой, если у них есть необходимая к тому воля. Конечно, это было несправедливо, если те, которые жили плохой жизнью, могли получить вечное благословение, хотя на самом деле заслуживали только вечного проклятия. К счастью, его работа ставила его в положение, в котором он мог исправлять эту ключевую несправедливость. Он мог вести людей к их собственным радостям, и он это и делал, формируя и создавая их собственные небеса и ад. Так что его работа была по своей природе и материальной, и духовной. Он улыбнулся. Он распространялся на эту тему, пока не почувствовал, что Руби готова усвоить этот урок.
Пульт от видео был у него в руке, и он включил документальный фильм. Без титров. Четверо мужчин с бритыми головами втащили обнаженную девушку в пустую комнату. Она плакала и изо всех сил пыталась сопротивляться. Но безрезультатно. Она кричала. Очень громко. Он сделал потише. Звук был едва слышимым. Он не хотел, чтобы рев хрюкающих мужчин и всхлипывающей девочки-подростка перекрывал его повествование. На заднем фоне плюшевые медведи и мягкие игрушки окаймляли самодельное
Мистер Джеффрис дотронулся до колен Руби. Его рука задержалась, когда он нащупал кольцо. Это было неприятно, но существенно для Руби – увидеть истину. Утонченный рассудок и духовная сила Джеффриса против неконтролируемого физического неистовства орды скинов-насильников. Осененных крестом святого Джорджа. Двигающихся в медленном ритме. Она медленно сфокусировалась на кольце. Которое было сделано из пластмассы. Веревка, связанная в петлю. Без сомнения, он забрал его у Стива Роллингса два года назад. Помнит ли она этого человека? Он был уверен, что помнит. Шептал в ухо Руби. Уговаривал ее. Он мог вытянуться и облизать ее кулак, если бы захотел. Но он не хотел. Да. Она знала. В ее глазах было узнавание. За ним последовало недоуменное выражение. Но он упорно продолжал. Пока она не изрекла слово «да». Без звука. Руби повезло, что она была под контролем такого образованного человека, как мистер Джеффрис, который продолжал объяснять, как он завершил жизнь Роллингса, амбала с бритой головой и татуировками, вероятно, такого же насильника, как эти паршивцы на экране, дурак-мачо, который не уважал женщин, детей, своих приятелей, накачанный пивом болван, который, конечно, в своих политических воззрениях был неонацистом, хулиган, который пил в пабах для амбалов и терроризировал незаконных иммигрантов, зацикленный на себе сторонник превосходства белых, который патрулировал улицы города, вооруженный бейсбольной битой, отыскивая беззащитных азиатов, и он мог взбить их в кровавую кашу, а потом спрятаться под темным покровом ночи. Роллингс был подонком-нацистом, угрозой национальной стабильности, неучем, следующим ложной программе, свастика – это маска для его глубинных преступных наклонностей. Какое благо мог принести такой человек порядочному обществу? Он приносил разрушение везде, где бы ни появился. Вполне подготовлен физически напасть на собственную мать. Жену. Детей. Он существовал для кабака. Для бессмысленных драк. Ножей Стенли. Дешевого секса. Футбольного хулиганства. Амфетаминов. Кокаина. Лезвия бритвы. Безжалостного избиения социалистов, коммунистов и евреев. Для разбивания окон. Для того, чтобы стоять на центральной улице с поднятой правой рукой и приветствовать Адольфа Гитлера. Гиммлера. Геринга.
Руби попыталась что-то сказать, но он шикнул на нее. Она была наивна. И он объяснил, что когда Роллингс умирал, получив инъекцию волшебного снадобья, он отправил его на Восток, в сталинский ГУЛАГ, где время не движется, а мятежники типа Роллингса перевоспитываются насильно, и их собственные ошибки им показывают с помощью жесткого режима, которому все равно, жив человек или мертв, где голова каждого человека побрита налысо, чтобы была стерта индивидуальность. Роллингс сделал это без права выбора, потому что в лагере не было выбора, замороженный ад, где была и всегда использовалась менее цивилизованная версия его собственного нетерпимого поведения. Не было надежды, не было шанса спастись, только бесконечные века рабского труда. Сначала его провезут через бескрайние ледяные просторы Сибири, в конце увезут за Северный полярный круг, он уже почти умирает от дизентерии, всегда возит с собой свои раковые клетки, его дух сломлен, и это долгое путешествие в забвение, его умершие товарищи похоронены по краям железной дороги, грузовики для перевозки скота используются для того, чтоб отправить этого неонаци в его небесную судьбу, в отражение его героического отношения к евреям, и по окончательном прибытии он будет вынужден работать со славянским нечеловеческим элементом, который он так презирал, с толпой хулиганов-головорезов, внутри него всегда холод, пока он рубит скалы, копает соль, смотрит на своих сокамерников, похороненных в груде шлака, кости питают почву, смерть – долгожданное избавление, которое никогда не придет, ужасные зимы, холодные лета, и каждый раз его будут пихать в грузовик и отвозить в другой лагерь, и он будет сидеть на своих собственных экскрементах, направляясь в другой ледяной ад.
Первый насильник кончил и оторвался от травмированной девушки. Освободил путь товарищу. Теперь войти в нее будет легче. Мистер Джеффрис повернул голову Руби обратно к экрану и заметил слезы, которые текли по ее лицу. До нее дошел рассказ о Роллингсе. Он заметил убогий интерьер комнаты подростков. Поп-звезды украшают стены. Плакаты из журналов. Приклеенные к дешевому дереву. Все это настолько жалко. Дешево и неорганизованно. Края оборваны. Выдраны. Еще один плюшевый медведь рядом с мягкой подушкой. Пластмассовая кукла, наряженная как шлюха. Мистер Джеффрис положил пластмассовое кольцо на ручку дивана и дотянулся до колен Руби. Взял медальон. Улыбнулся.
Поднял медальон и повернул голову Руби. Он был сделан из серебра. Джонатан щелкнул им и открыл. Она уставилась на него, и он знал, что не придется говорить ей, кому он принадлежал. Теперь
Чтобы продемонстрировать свое могущество, он рассказал миссис Хадсон историю Джулии Драйтон. Ни больше ни меньше ее ученицы. Произошла забавнейшая вещь. Он сидел у нее в гостиной – это был один из домашних визитов, а учительница была привязана к креслу. Волшебное зелье было введено, и она фактически плакала, когда он описывал ей смерть Драйтон. Это заставило его задуматься. Это было несколько нешаблонно, но он в последнюю минуту передумал. Она явно была запутана и все извращала, но хотела казаться заботящейся личностью, ценное добавление к обществу, которое втихую забраковало ее. Фактически очень похоже на Руби. Так что он посвятил ее в историю Драйтон. Хадсон стала злой ведьмой в лесах, которая нападала на маленькую девочку в ее обветшалом доме. Хадсон старалась, как могла, контролировать свои извращенные чувства, мучаясь в этой невидимой битве между добром и злом. И эту битву она неизменно проигрывала. Хадсон была низшей формой человека, мучителем детей, ненавидимая всеми, ее утопили бы в слизи, если бы охотник за ведьмами поймал ее. Ее провели бы по улицам. Показав грехи миру. Все время ее разум будет расстроен, зная, что признание ведьмой есть зло, и инквизитор движется через леса, готовый окунуть ее в воду. Соорудить костер, на котором она будет сожжена, привязанная к столбу, а равнодушные люди будут аплодировать и проклинать ее, и Хадсон снова появится в лесу и начнет новый цикл.
В ее передней комнате стояли фотографии человека с медальона, в рамках. Он полагал, что это ее брат. Были колонны книг. Рисунки и картины. Батики. Стоял запах кошки. Это было рискованным делом с его стороны – застигнуть ее дома. Он помнил ее лицо с тех пор, когда навещала маленькую Джулию в детском отделении. Бедная девочка была сбита с пути заблудшей старой ведьмой. Он сделал запросы. Почувствовал поэтическую сторону природы этого случая, продвигаясь в расследовании. Хадсон напомнила учительницу, которую он ненавидел, когда был маленьким. Но это был бизнес. Руби должна это понять. Он проводил грань между работой и удовольствием. Не то чтобы он извлекал удовольствие из отправки этой женщины в мир иной. У нее не было жизни, о которой она могла рассказать, преподавая в далекой маленькой частной школе, одна и без всяких интересов, холодная, и горькая, и лишняя. Было достаточно легко выгнать эту ужасную женщину в сад, а затем поднять ее на руки и отнести наверх лестницы. Отпустить ее, и она свалилась и сломала себе шею. Он подошел, чтобы в этом убедиться. Случайная смерть слабой женщины, испытывающей головокружение, только что выписавшейся из больницы. Перл была драгоценным камнем. Прямо как Руби. Два драгоценных камня вместе. Он засмеялся. Две ведьмы, притворяющиеся, что посвятили свои жизни другим людям, а сами все это время строили козни. Они в самом деле думали, что сумели его одурачить своими святыми наружностями? Своей благочестивой заботой о других? Джонатан хотел бы знать, были ли они причастны к культу дьявола. Старая женщина удовлетворяет молодую с помощью сексуальной игрушки. Учительницы и медсестры. Шлюхи публичного служения. Возбуждающие. Умоляющие о денежных средствах.
Мистер Джеффрис еще раз повернул голову Руби к телевизору. Так, чтобы она могла видеть развитие событий в документальном фильме. Второй насильник кончил с тирадой сексуальных непристойностей. Роллингс заслуживал всего того, что получил. Хадсон – это опасность для детей. Жертва изнасилования снова осознала, что происходит. Стала сопротивляться. Ее ударили. Появился нож, его держали у горла девушки. Третий мужчина вышел вперед и воткнулся в глубины ее греховности. Их похоть была так сильна, что они не использовали презервативов. Массы безответственны даже в сексе. Скорее грубы, чем нежны. Способствуют развитию дорогостоящей эпидемии. Джеффрис положил серебряный медальон рядом с кольцом. Нагнулся и достал игральные кости. Они были сделаны вручную. Дешевое дерево и грязные синие точки. Они даже не были квадратными. Видимо, это детская игрушка. Он вынудил Руби отвернуть лицо от фильма. И теперь она казалась довольной, ее лицо было в слезах радости.
Интересно, вспомнит ли она каким-то образом Дэниела Рафферти? Она попыталась кивнуть, но не смогла. Слюна капнула с ее губ. Лицо намокло. Это было отвратительно. Рафферти был ужасный экземпляр. Распущенный молодой человек. Не то чтобы он имел предрассудки против гомосексуалистов, вовсе нет, многие культурные и влиятельные люди были гомосексуалистами и выставляли это в выгодном свете. А что он считал отвратительным – это таких, как Рафферти, которые позволили себе быть инфицированными ВИЧ, а после этого ожидали, что государство оплатит счет за лечение. С его хвостиком и жеманными манерами, он вел себя в палате отвратительно, видимо, считал себя частью богемы. Артистом-повстанцем. Хорошо. Это было невозможно в том городе, в котором он жил. Он был безликим идиотом в безликой среде. Не бунтарь из Ноттинг Хилла. Он был настолько глуп, что не смог даже практиковать безопасный секс. Требовал выгоды. Тащился, потерянный, через мрачные улицы. Бессмысленное существование. Холодный асфальт и депрессия. Бедный парень. Он умолял о руке помощи, и Джеффрис был вынужден сделать это одолжение. Однажды ночью он воспользовался хорошим шансом, когда кровать рядом с Рафферти осталась пуста, и он сделал безукоризненный выстрел в юного отщепенца. Без сомнения, встречающегося со своими партнерами в публичной прачечной. С чередой скрытых гомиков. Слишком напуганы, чтобы открыто признать свои наклонности в порочности, слиться с соответствующим окружением. Этот был одним из таких пугал. Нетерпимость белого сброда, который населял террасы и квартиры и еще смел надеяться, что государство будет их нежить.