Белое проклятие караханы
Шрифт:
Увы – сдернуть ее совсем не хватило бы сил не только у парня, но и у взрослого охотника – настолько громадный зверь сейчас лежал перед Светом. К тому же он (понял молодой охотник) был связан сейчас – через Иванко и острый кол, пронзивший его – с землей.
Осознав это, Свет с прежним отчаянием в глазах, но гораздо более решительным выражением лица бросился назад – туда, где лежали и отцовы, и его собственные припасы. Он вернулся с охотничьим топором и принялся с яростной энергией делать то, что было подвластно двенадцатилетнему охотнику – разделывать огромного зверя вместе с шкурой. Отваливая без трепета в сторону дымящиеся
Свет просидел рядом с телом отца всю ночь. Яркая луна позволяла отгонять от его лица мух и комаров, которые конечно же не могли причинить вреда мертвому, но больно ранили в сердце живого сына. К утру Свет знал, что он будет делать. Он не мог отнести тело в деревню, до которой было около трех дней ходу налегке; не мог и оставить его здесь на растерзание диким зверям, отправившись за помощью. Поэтому скорбный ритуал, который сопровождал уход сородичей в иной мир, Свет решил провести здесь.
С первыми лучами солнца молодой охотник начал собирать сухой валежник и сносить его к берегу Русинки. Солнце достигло высшей точки в небе и, казалось, остановилось. Так же остановилось и время для Света, следящего, как набирает силу погребальный огонь. В последний раз он смог продемонстрировать отцу, как быстро и умело может разводить костер.
К вечеру тихие воды Русинки приняли то, что осталось от Иванко.
А через три дня Свет стоял перед Радогором, сидящим в старинном кресле и протягивал вперед котомку, набитую звериным жиром. Стоящая рядом Любаша пригласила его в избу, но охотник молча поклонился ей, повернулся и пошел в свой дом. Там он и стал жить один, с Серой и родившимся в этот день крупным, невиданным здесь прежде щенком.
Свет назвал его Волком.
Глава 3. Учитель
Свет в последний раз окинул взглядом сородичей, прощаясь с ними. Он низко поклонился от порога и вышел, решительно затворив за собой дверь.
Остаток дня и весь вечер охотник провел в однообразной, занимающей руки, но не мысли, работе. Последний в роду, он должен был позаботиться о мертвых, достойно отправив их в последний путь. Свет решил устроить погребальный костер из Большого дома. Легко поднимая огромные вязанки сухих дров, Свет методически опустошал одну поленницу за другой. Дров было много – у каждого дома хранился, и постоянно пополнялся их запас.
Оставляя место для доступа воздуха, Свет заложил дровами все пространство между сваями, несущими дом; затем начал укладывать их вдоль стен. В последний раз он мог показать сородичам свое умение охотника-лесовика, искусно раскладывающего костер в любом месте и в любую погоду.
Заглянув невольно в один из дворов, Свет понял, почему в деревне стояла неестественная тишина. Вся живность, которая могла подать знак охотнику, была варварски перебитая. Он воочию увидел и услышал, как не дождавшиеся в урочный час ласковых рук доярок коровы и козы начали мычать и блеять, и как к ним присоединились остальные – и прежде всего собаки. Все они пошли под ножи и под сабли. Собаки лежали вместе – в одном доме, рядом с которым,
В следующем доме он нашел захватчиков. Оглядев их с порога, он вышел, захлопнув дверь – продолжать свое скорбное дело.
Лишь поздним вечером поленница, опоясавшая дом, выросла до крыши. Уложив последнее полено, Свет решил, что не сможет отправить в последний путь сородичей, пока земля рода не очищена от скверны. Понимая, что попасть сюда захватчики могли лишь по Русинке, он окликнул Волка и отправился вниз по течению реки.
Искусно замаскированные лодки ждали его без всякой охраны в двух верстах от деревни. Отвязав большую из них и отдав ее воле течения, Свет с немалым трудом перегнал меньшую к деревенскому причалу. Если бы не слабое течение Русинки, даже его стальные мускулы не справились бы с парой весел – ведь раньше ее двигали вперед восемь таких пар.
Затем охотник, не выказывавший усталости весь длинный летний день и вот уже половину короткой ночи, перетаскал в лодку тела разбойников. Последним, накрыв своим телом подельников, лег атаман. К звездному небу устремились и черная борода, и незрячие глаза.
– Не твоя это земля, не твоя река, не твое и небо со звездами, – почему-то прошептал, хотя никто не мог его слышать в ночной тишине, Свет, отталкивая тяжело груженую лодку от берега.
Она грузно развернулась и медленно растворилась в темноте.
Остаток ночи Свет провел в родном доме, твердо решив, что назавтра покинет его – может быть навсегда. Здесь он прожил с отцом шесть счастливых лет; здесь долгими вечерами делился с ним мудростью учитель. Сквозь дрему охотник вспоминал эти годы, свою первую встречу с этим удивительным человеком…
Свет встретил человека, которого впоследствии назвал своим учителем, ровно через год после смерти отца. Гибель Иванко он пережил тяжело, но – один, хотя и не стал нелюдимым. Он по прежнему много охотился; был добычливым и каждый раз с радостью возвращался домой.
С первой же своей самостоятельной охоты он принес двух ланей. Неся их на своих еще не окрепших, но уже широких плечах, молодой охотник, выказывая характер, не остановился до самого Большого дома. Там, где столпились мужики с Радогором во главе. Здесь он и сбросил добычу с плеч и так же, как совсем недавно отец, бросил дяде, сидящему на крыльце;
– Принимай, Радогор.
И дядька, пряча в усах и бороде любовь и гордость за приемного сына, а где-то в глубине и добрую усмешку, обсуждал с ним охоту; хвалил добычу.
С тех пор Свет стал главным добытчиком рода – ведь все меньше родичей, привязанных заботами к земле, доставали из запасников луки со стрелами и другой охотничий припас.
Тем летом, в большой праздник рода, когда на полях и огородах все уже было посеяно и посажено; ухожено и пошло в рост, Свет даже принял участие в соревновании деревенских силачей, впервые поставив себя в круг взрослых. Неведомая сила подняла его с места, когда Кудлат – двадцатилетний детина с широченными плечами и пудовыми кулаками – обходил с молодецким видом круг родичей, с усмешкой поглядывая на поверженных раньше соперников. Уже три праздника Кудлат уходил победителем; теперь же только усмехнулся, увидев малолетнего поединщика.