Белое проклятие караханы
Шрифт:
– Нет! – даже замахал на него мастер Ли, – гляди, – он, задрав такую же, как на Свете рубаху, показал ему пояс, образованный тонким и длинным куском ткани. Размотав один виток вокруг талии, учитель добавил, – когда придет мой последний час… обещай мне, что завернешь мое тело в этот саван и зароешь в лесу так глубоко, чтобы не смогли достать дикие звери.
Свет с внутренним содроганием дал ему такое обещание. Он вдруг представил себе, в каком виде предстанет перед неведомым Создателем человек, который пролежал после смерти в земле несколько месяцев… или лет.
– Нет! – сказал он про себя, – огонь чище и… надежнее.
С этими словами он сунул факел, объятый пламенем, в кучу бересты – под крыльцо Большого дома, где все пространство было забито сухими дровами. Огонь, облизывая полешки, дополз до смолистой стены дома и вдруг расцвел, взбух гигантским цветком, заставив охотника отступить назад.
В этот момент вдруг высоко, на одной ноте, завыл Волк. Свет отступал от набиравшего силу огня до тех пор, пока не наткнулся на пса. Он прижал к своему боку огромную голому Волка – единственного оставшегося в живых существа, которого он мог назвать родным.
Огонь, набрав силу, загудел. В безветрии он поднимался прямо вверх, почти бездымный. И уносил с собой смрад горящих человеческих и собачьих тел, а может и души тех, что сейчас тоже прощались с родичем.
Свет стоял недвижимый, наблюдая, как стали исчезать строгие формы дома; как обвалилась, не выдержав своего веса, высокая крыша, взметнувшая к небу целую тучу искр и мелкого пепла. И лишь когда сила огня заметно спала, охотник бросился на помощь ему. Он передвигал к центру огромного костра недогоревшие бревна сруба, широкой снеговой лопатой подгребал туда же пепел, тлеющие угли и то, на что он старался не обращать внимания.
Его лицо покрыл черный слой сажи, который то и дело перечеркивали дорожки не замечаемых Светом слез, мгновенно подсыхающих от жара костра. К полудню на берегу Русинки от рода Ясеня остались лишь Свет да большая куча серого пепла. Он загрузил пепел в большую лодку и оттолкнул ее от берега.
Вопреки всем законам природы лодка медленно заскользила поперек течения Русинки. На середине реки она остановилась; затем, ускоряясь, начала кружиться на месте. Гигантская воронка, подняв свои края, почти скрыла ее от глаз Света. В последний раз мелькнул острый нос лодки, и воды Русинки погребли прах, погнав высокую волну к ногам Света.
Охотник, согреваемый прежде огнем и тяжелой работой, внезапно почувствовал озноб. И лишь грудь его словно согревала чья-то теплая ладонь. Свет машинально нащупал талисман, о котором забыл сразу, как только надел его на шею. Он повернул его в руках, и с безграничным удивлением увидел на обратной стороне свое собственное выражение.
– Нет, – поправил он себя, разглядывая великого предка, – князь Владимеж был постарше и… посуровей.
Он не знал, что последние события добавили его переносице упрямую складку, а всему лицу ту самую суровость, которая ему прежде не сопутствовала. Теперь его сходство с предком было полным.
Свет поднял кверху сжатые в кулаки руки; в правом был зажат талисман. Потрясая ими он закричал, изливая небу и боль утраты, и ненависть к врагу:
– Я найду тебя, Узох! Слышишь, найду!!!
На другом краю планеты, в мрачном замке Узоха в это мгновенье часы пробили полночь. С последним боем в комнату Повелителя невидимые руки втолкнули девочку. Узоха в последнее время не радовали прелести взрослых наложниц. Его теперь возбуждали лишь стоны и крики жертв насилия, и он приохотился к совсем юным девушкам, меняющимся каждую ночь.
Очередная жертва огляделась вокруг. Ее испуганный взгляд не доставал высоких потолков и стен помещения, погруженного в полумрак; она замерла, наткнувшись взором на бледное лицо Повелителя. Потрясенная чернокожая девочка, впервые в жизни увидевшая белолицего человека, невольно вскрикнула.
Довольный ее страхом Узох быстро преодолел разделявшее их расстояние; сильно рванул вниз простое девичье одеяние – длинную, до пят, кафию.
Полотно, не выдержав, треснуло, разом оголив тоненькую фигурку. Удовлетворенно кивнув, Узох потащил всхлипывающего ребенка к ложу, почти не заметному во тьме. Он бросил ее на жесткое одеяло, когда стены замка вдруг потряс удар. Пламя единственной горящей свечи испуганно заметалось в сгустившейся темноте. Со стен что-то с мягким стуком посыпалось на густой ковер. В углу – у столика – из упавшего на тот же ковер кубка брызнуло, разливаясь и медленно впитываясь, драгоценное вино.
Узох застыл, силясь понять причины катаклизма. Потрясение закончилось, перейдя в глухой подземный гул.
Повелитель вернулся было к своей жертве, чтобы вскоре убедиться, что продолжения этой ночью уже не будет. Поняв просыпающимся женским чутьем, что одной опасности она сегодня избежала, девочка несмело улыбнулась. Лучше бы она этого не делала. Впрочем, изменила бы ее покорность что либо в ее участи? Вряд ли.
Узох, прекрасно видевший в темноте, грозно нахмурился. Знать даже о временной слабости Повелителя не позволительно было никому! Девочка, которую Узох подтащил за длинные волосы к столику, поняла это слишком поздно. Кувшин, поднятый с ковра, обрушился на ее голову. Коротко вскрикнув, девочка упала на пол. Темное пятно на ковре начало расти, питаемое кровью жертвы.
Взяв со столика серебряный колокольчик, Узох несильно дрогнул кистью. Он не стал дожидаться прислужников, которые всегда были за дверью. Те, уже вышколенные, знали, что им предстоит делать – редкая жертва покидала покои Повелителя живой.
В соседнюю комнату, куда прошел Повелитель, доступа не было никому. Кроме каменных, ничем не облицованных стен, в ней было только огромное вогнутое зеркало, подобного которому – знал Узох – в подлунном мире больше не было. Зеркало было обрамлено по кругу рядом странного вида свечей. Узох зажег их поочередно, привычно исторгнув из указательного пальца струю пламени.
Комнату заполнил приторный чад горящего человеческого жира. Повелитель невольно поморщился – не столько от этого отвратительного запаха, сколько от воспоминаний тех жуткий мгновений, когда изготавливал эти колдовские атрибуты из плоти замученных жертв. Самолично – иначе бы свечи не стали подчиняться ему.
Узох произнес заклятие. Зеркало медленно осветилось. Повелитель заметно оживился – ведь зеркало уже семь дней не отвечало ему. В сущности, зеркало было огромным оком, связывающим Повелителя незримыми нитями с глазом Чернобородого, где бы тот не находился. Узох предполагал, что в тех таинственных землях, куда он отправил одного из самых доверенных, а главное – самых опытных -адептов, зеркало может не сработать. Тем большим было его нетерпение.