Белое снадобье
Шрифт:
Конечно, иногда хочется поболтать с живым человеком. Вроде тебя. — Старик неумело улыбнулся. — Ну ничего. С собакой поговоришь, с домом, с трактором… А потом и подумаешь: а они-то там, в джунглях или ОП, говорят друг с другом? Или уж давно только рычат да зубы скалят?
Старик еще не привык к живому собеседнику и каждый вечер убаюкивал Арта бесконечными монологами. Он рассказывал о себе, о сыне. О том, как на его глазах менялась жизнь, как белое снадобье заразило страну, как сын стал поднимать руку на отца, а отцы стали преследовать сыновей. Он рассказал, почему не хочет даже видеть сына. Его внук участвовал как-то в студенческой демонстрации протеста. Полиция открыла огонь. Семь человек остались лежать на мостовой. И среди них его внук. У сына были слезы на глазах, и голос его дрожал, но он сказал: «И правильно стреляли. Ты знаешь, Питер у меня единственный, но я готов пожать руку тем, кто нажимал на спуск, потому что эти протесты и протестующие безответственные юнцы толкают страну к гибели».
Он рассказывал, как люди состоятельные спасались бегством из городов, образуя первые охраняемые поселки — ОП, а города, разрушаясь, превращались в джунгли…
Арт слушал его краем уха и думал об Эдди Макинтайре, капитане Доуле, о покойном отце, о матери. О Мери-Лу он не думал. Он не разрешал себе думать о ней. Об Эдди Макинтайре и капитане думать было хорошо. Они помогали ему поправиться и окрепнуть. Они заставляли его поправиться и окрепнуть. Они помогали ему подавлять воспоминания о беззвучной и сладостной неосязаемой волне, которая все еще являлась ему иногда по ночам. Он, можно сказать, был обязан им жизнью, потому что они дали ему цель. Он жил, чтобы убить их.
С самого детства, с момента, когда он впервые осознал себя Артом Фрисби, у него ни разу не было большой цели, которая вела бы его по асфальтовой жизни джунглей. Маленькие цели были. Нужно было стать сильным, чтоб отомстить Джонни Хьюмсу. Достать денег, чтоб купить себе куртку на «молниях», как у других ребят… Это всё были маленькие детские цели. Теперь цель была взрослой, и она могла оправдать жизнь взрослого человека. И только когда он убьет их обоих, когда их не будет больше на земле, тогда он позволит себе думать о Мери-Лу. До этого он не заслужил еще права вспоминать о ней.
Через несколько месяцев он решил съездить в Скарборо.
— Ты ведь вернешься? — спросил его подозрительно старик. — Смотри, второй раз я тебя не выхожу. Может, не стоит таскаться?
— Вернусь, — кивнул Арт.
— Ну, смотри, с богом. Ты ведь не маленький, хотя мог бы быть мне внуком… Возьми немножко денег.
Арт вытащил тайком у старика из комода старинный кольт и отправился в город.
В первый же день он узнал, что капитана Доула перевели куда-то. Куда — не знал никто. Эдди Макинтайр по-прежнему был в Скарборо, но Арт никак не мог подкараулить его. Казалось, Эдди вообще не выходил из своей квартиры. Идти же прямо к нему не имело смысла. Если он и откроет ему дверь, то только с пистолетом в руке. Скорей же всего, вообще не открыл бы. Не такой он дурак. Что-что, а дураком Эдди не назовешь. Дурак в джунглях много не заработает, разве что шприц в руку и выщербленные плитки подъезда под разбитым черепом,
Особенно высовывать нос тоже не следовало. У Эдди собак хватает. Тут же прибегут с докладом: угадай, Эдди, кто появился — Арт Фрисби. Помнишь, у которого девчонка повесилась. Здоровый такой, загорелый.
При словах «здоровый», «загорелый» Эдди может задуматься. В его мире человек не имел права быть здоровым и загорелым, разве что он сам. Здоровый и загорелый — значит, не его. А не его — значит, чужой. А в чужом, да еще соскочившем с крючка, на который его так любовно и старательно насадил сам Эдди, всегда таилась угроза. Вот почему особенно нос высовывать не следовало.
Он поселился в полуразвалившемся отельчике на Рипаблик-авеню. На лестнице с выбитыми ступенями пахло пылью и кошками. В крошечной сырой комнате в батареях центрального отопления жалобно булькало, словно их пучило. Под потолком висела на проводе голая лампочка, засиженная мухами. А может быть, и не мухами. Может быть, она просто была грязной. По ночам в коридорах слышались шаркающие шаги, торопливый шепот, неожиданный вскрик.
Арт выходил уже несколько раз, выходил по вечерам, когда на улице было темно и можно было избегать знакомых лиц, но так ни разу и не видел Эдди, даже издалека. Куда он делся? Раньше, бывало, всегда его можно было увидеть на улице или в баре Коблера. Но Арти дважды звонил в бар, спрашивая Эдди, и оба раза ему ответили, что его нет. Оставалось только одно — попробовать подкараулить его около дома.
Арт стоял в подъезде Эдди и ждал. У ног его дугой выгнулась худая серенькая кошка, потянулась и с приглашающим мурлыканьем стала тереться о брюки. Наверное, она была голодна, хотела тепла и ласки. Здесь никто не подходил друг к другу без нужды. И уж подавно не ласкались. А те, кто делал это, повисали потом… Стоп. Аут. Нельзя.
Раздался стеклянный взрыв. По асфальту брызнули осколки. Кто-то с верхнего этажа швырнул вниз бутылку. На улице послышался шум машины. Хлопнула дверца. Шаги по асфальту. Неужели наконец…
Арт сжимает старинный кольт, всматривается в сумрак двора. Так и есть, Эдди. И еще какой-то верзила с ним. На таком расстоянии и в темноте не попасть, наверное. Значит, нужно подождать, пока они войдут в подъезд. Кто-нибудь живым отсюда не выйдет.
Пупырчатая рукоятка кольта раскалена. Кошка, чутьем обитательницы джунглей почуявшая опасность, с разочарованным мяуканьем исчезает в полумраке лестницы.
— Ну, давай, — слышится голос Эдди, и в проеме двери появляется фигура человека. В одной руке пистолет, в другой — электрический фонарь.
Еще мгновенье — и луч коснется Арта. Он не ждет этого мгновения и стреляет. Звук выстрела оглушает в резонаторе подъезда. Арт выскакивает на улицу, но Эдди уже нет. Арт стоит, прислушиваясь к полумраку. Звука машины не было, шагов — тоже. Значит, Эдди где-то здесь, недалеко. Из чьего-то открытого окна слышится ворчание: «Опять расстрелялись, бандиты, дня им мало». Окно с треском захлопывается. Арт стоит спиной к дому. Справа подъезд, где в темноте все еще светит электрический фонарик. «Надо же, — думает Арт, — не разбился». Слева еще один подъезд. Эдди скорей всего там. Арт начинает осторожно, дюйм за дюймом, придвигаться к левому подъезду. Строго говоря, спокойно думает он, шансов почти нет. Если Эдди ждет его в подъезде, Эдди выстрелит первым. И все-таки он двигается к левому подъезду. Не уходить же так… В это мгновение Арт слышит какую-то возню в правом подъезде, откуда он только что вышел. «Вот гад!» — слышит Арт тихое проклятье, легкий стон, и вдруг из подъезда, пошатываясь, выглядывает верзила, в которого стрелял Арт. Пока Арт раздумывает, что делать, стрелять ли второй раз или нет, верзила уже успел нажать на курок. Пуля цокает о кирпич. Арт, почти не целясь, стреляет и бежит зигзагами. Выстрелов нет Он бежит несколько кварталов и переводит дыхание. Не вышло. Чего-то Эдди боялся. Или кого-то. А может быть, все-таки кто-нибудь его заметил и действительно передал Эдди. Раньше он никогда не ходил с телохранителем.
— Ну ладно, мистер Макинтайр, — тихонько бормочет Арт, — в другой раз.
В гостиницу возвращаться опасно. Если уж Эдди знает, что Арт в Скарборо, он землю носом рыть будет, а найдет его. Людей у него хватит. В крайнем случае и полиция поможет. Не капитан Доул, так другие. Полиция любит Эдди Макинтайра. И не его одного, а, наверное, всех Эдди Макинтайров. Всех до одного. Все они заодно, паразиты.
Старик посмотрел на Арта и недоверчиво улыбнулся.
— Значит, ты все-таки вернулся… А я думал, останешься там…