Белое солнце Пойнтера
Шрифт:
Сговаривался с извозчиком и городскими биндюжниками привычный к этому Блоссом. А уладив все, подошел вместе с верными гоблинихами получить окончательный расчет.
– Не поминайте лихом, хай-джентри, – пересчитав и убрав деньги, вздохнул санд-шкипер, все еще терзаемый неотступной тоской охотника, упустившего главную в жизни добычу. – Я-то завтра же с обратным фрахтом пойду, отсюда заказы всегда надежные…
– И ты прости, если что, – не понять нужности этих слов было трудно. – Вы, девочки, тоже…
Гоблинихи наперебой загалдели, прощаясь. Келла и Пемси полезли ко всем обниматься, Хирра смущенно подавала кончики пальцев. Полмачты Блоссом
– Погоди! – остановил я его. – Прими напоследок кое-что, должное прийти тебе по праву.
С этими словами я извлек шнурок с тремя зубами песчаной акулы – одним охотничьим бивнем глотки в десяток дюймов и двумя когтезубами с языка, втрое меньше, по бокам. По моей просьбе Донна соорудила ожерелья загонщиков для всех выживших участников охоты. Для этого моя высокородная сыскала в своем хозяйстве порядочный моток сверхпрочного шелка кара-арахн, а моя древнейшая уговорила унтер-бандершу поделиться зубами трофея. Зубов этих и на трех таких, как она, многовато было, даже если с ног до головы ожерельями обмотать.
Сама Донна, а также Реджи, Милли, Фанни, Сольвейг и Лайла с Сигурни тоже получили от Памелы по когтезубу на сверкающем черном шнурке. После чего расставание завершилось на куда более веселой ноте.
Путь от Сухотаможенной до посольского квартала был бы изрядно долог даже без попыток возницы послужить за те же деньги экскурсоводом. Все, мимо чего мы проезжали или что хотя бы открывалось в видимости, удостаивалось от него подробнейшего описания, нечувствительно переходящего в восхваление или историческую лекцию. Академический квартал, казармы, порт, при нем Сыротаможенная площадь и Парадный причал… Громада султанского дворца, похожая на исполинский торт-безе, изрядно пропеченный здешней жарой, чтобы подняться воздушной пеной с исполинскими пузырями куполов…
Даже ушедшие под воду кварталы получили свою долю славословий, воспевающих времена Принца Хисахского, который еще застал их над поверхностью моря. Стоило в просвете меж домами мелькнуть завораживающему блеску волн, как вновь и вновь звучали названия затонувших площадей – имена Дседе Мваны, угольнокожей атинской Жрицы Ночи, снизошедшей к страданиям принца в изгнании, Хулии Монтес, иэрийской возлюбленной Халеда, и Уфии аль-Риххол, дочери шута, которая, если верить пиесе, отдала за него жизнь самым трагическим образом…
Если б не изрядная усталость, мешавшая запомнить бесчисленные названия и факты, то к моменту, когда покажутся здания посольства, мы могли бы ориентироваться в городе не хуже местного уроженца. Подумав об этом, я попытался применить кое-что из профессиональных знаний к полученным при исцелении Мечом Повторной Жизни эльфийским магическим способностям.
– Меморо энфорсире Пойнтер! – Вроде бы прошептать стандартное заклятие усиления памяти в собственный адрес удалось незаметно, но глянув по сторонам, я увидел, как губы обеих жен двигаются в том же ритме. Келла еще и над Пемси пошептала, коротко на ухо объяснив ей назначение заклятия. Это отпечаталось в сознании ярко и четко, как сквозь заклятый на увеличение хрусталь. Вообще все события сегодняшнего дня вдруг стали удивительно отчетливыми и ясными – ничто ни с чем не спутаешь и не забудешь, даже если захочется. Сработало!!!
Заодно прояснилась несообразность, преследующая меня от самого выезда из надвратного укрепления. Столь внезапно наступивший вечер никак не кончался, хотя в пустыне переход от дня к ночи всегда бывал недолог. Что-то странное творилось здесь со временем…
Или с солнцем?!
Сумерки длились слишком долго, и слишком неизменным был золотистый цвет закатного неба. Оставаться в неведении и дальше я не мог. В спросе невелик позор, тем более для чужеземца, по определению не сведущего в местных особенностях.
– Что тут, всегда вечер?
– Вроде того, эфенди, – с готовностью отозвался возница, как раз не имевший иных поводов почесать язык. – Это затенитель.
– Что?! – Объяснение не выглядело особо понятным.
– Тень такая… Заклятая, – замялся самодеятельный гид. – С темного стекла или масла оливкового, настоянного на кофе… Я не маг, эфенди, чтоб разбираться!
О да, оливковый оттенок в сумраке отчетливо чувствовался. Не в сумраке даже, а в золотисто-коричневом мягком свете, какой бывает на закате, если воздух наполнен тончайшей пылью. Немудрено было спутать!
Хотя нет, время дня отлично угадывалось по длине теней. И наполненность, объем светового потока никуда не девались. Оттого впечатление от дня-вечера было на редкость двойственным…
Ярое пустынное солнце, проходя сквозь затенитель, теряло свою злость. К проблеме защиты от безжалостных лучей светила в столице подошли куда как радикально – на улицах Хасиры всегда властвовала вечерняя заря.
Сразу же стали понятны мнимо беспечные одеяния коренных обитателей. Зачем кутаться в плотную ткань, когда весь город накрыт прозрачным куполом золотисто-кофейного цвета – не материальным, понятно, а иллюзорным. Настоящий-то свод такого размера либо рухнет под собственной тяжестью, либо окажется совершенно светонепроницаемым от обилия несущих конструкций.
– Видите башню, эфенди? Это там, на Теневой площади. – Опростоволосившийся перед чужаком возница решил покрыть недочеты магического образования избытком географического.
Не заметить означенную башню было трудно. Более высокого строения в городе просто не было, даже дворец султана был ниже на добрую треть. Как раз с этой высоты в титанической постройке камень начинали оплетать, а потом и вовсе сменяли металлические балки. Косая сеть кованых брусьев на вершине раскрывалась чашей площадки, увенчанной шестью зубцами тень-проекторов – по одному на каждый сектор столицы, полуобнявшей бухту Зодиакального моря… если я верно интерпретирую объяснения возницы, врезавшиеся в память благодаря заклятию. Как он раньше-то не снизошел до раскрытия главной достопримечательности родного города? Видно, почитал само собой разумеющейся ее всемирную известность.
К счастью, больше ничего столь же сногсшибательного нам не попалось до самых ворот посольства. Хотя сами ворота стоили немалого внимания и в своем роде были достопримечательностью не хуже прочих. Грозный облик украшавшей их пары каменных птицеклювых драконов полностью соответствовал их назначению. Изваяния, как и остальные декоративные элементы, были сделаны из «оживающего» камня и входили в систему обороны территории посольства.
Пройти внутрь мог только тот, кто знал код отмены тревожного сигнала. Так что настала пора изрядно покопаться в солидном сейф-портфеле, обтянутом драконьей кожей. Сей атрибут дипломатического статуса был выдан мне под клятву и три расписки перед самым отъездом и до сих пор повода к применению не находил.