Белое солнце пустыни
Шрифт:
— Нет, — сказал Сухов. — Я напрямик пойду, по гипотенузе. Дойду до Астрахани, а оттуда, по воде, до Нижнего рукой подать.
— Ну хоть коня возьми.
— Не-е, с ним хлопот — кормить надо… Прощай!
Сухов подал руку Рахимову и повернулся к женщинам.
Они, привычно выстроившись в ряд, смотрели на него сквозь свои сетки. Слезинки катились по их щекам.
Сухов двинулся вдоль «строя», по очереди протягивая каждой из женщин руку, стараясь деликатно пожимать маленькие ладошки.
— Джамиля… Гюзель… Хафиза… Зухра… — называл он их по именам, не ошибаясь. — Не надо плакать… Извините, коли что не так.
Вдруг к нему шагнула Джамиля и жалобно попросила:
— Не покидай нас, господин!
— Ха!.. — громко выдохнул Сухов и, улыбаясь, покрутил головой.
Затем он поправил свой «сидор», подпрыгнул, чтобы убедиться, что на нем ничего не брякает, не звенит, и двинулся вдоль моря в сторону Астрахани на север.
Рахимов, весьма довольный доставшимися ему «на дармовщину» богатыми трофеями — груда разнообразного оружия и целый табун коней — крикнул Сухову вслед:
— Спасибо тебе!
— Не за что, — ответил Сухов, не обернувшись, только приподняв слегка руку.
Он уходил не спеша, но и не медля, нормальным походным шагом.
К нему подскакал на арабском красавце Шахди Саид. Сдержав горячего коня, он поехал рядом с Суховым шагом, провожая его. Надо сказать, что конем Абдуллы хотели завладеть почти все красноармейцы отряда Рахимова. Каждый попытался поймать и подчинить коня себе, но тот никому не дался. Саид же завладел им без всякого сопротивления. Может быть, он знал какие-то особые слова, которые и прошептал на ухо коню, а может быть, сам конь решил, что владеть им достойны такие воины, как Абдулла и Саид.
Саид долго ехал рядом с Суховым, молчал, полный благодарной признательности восточного человека к тому, кто спас ему жизнь.
Наконец Сухов повернулся к Саиду и, потрепав по гриве его красавца-скакуна, спросил:
— Ты как с Джевдетом?.. Может, помочь?
— Нет, Джевдет мой, — ответил Саид. — Встретишь — не трогай.
— Что ж, тогда счастливо! — улыбнулся на прощанье своему боевому приятелю Сухов и пошел дальше.
Саид, остановив коня, долго смотрел ему вслед.
Белое солнце, поднимаясь все выше и выше, застыло в зените, поливая бескрайние пески яростным светом. Барханы тянулись от горизонта до горизонта. Шурша коготочками, проскочила ящерица, и вновь все стихло, погрузившись в полуденную тишину. Небо и песок были одинакового цвета — белесо-желтого.
Взобравшись на очередной бархан, Сухов взглянул налево, туда, где далеко-далеко ярко-синим лоскутом виднелось море, определил направление своей гипотенузы и двинулся дальше по пустыне, напрямик.
Он тут же предался своим сладостным воспоминаниям — увидел, как навстречу ему идет Катя, неся на коромысле полные ведра студеной воды. Вода колыхалась, сверкая на солнце… Увидел Савелия, переходящего с багром через льдины… Услышал истошный крик женщины, пронесшийся над онемевшей толпой зевак… Увидел плывущие по реке арбузы… Вспомнил и своего напарника по тачке в Баку, Исмаила, пришедшего проводить его перед отплытием в Красноводск… Опять увидел Катю, их «медовое» время на «лунной» барже…
Внезапно где-то позади и в стороне раздались выстрелы. Прекрасное видение тотчас исчезло, и Сухов насторожился… Он подумал — а вдруг там Саид сражается с Джевдетом. Саид — один, а у Джевдета много людей…
Сухов повернулся и пошел на звук выстрелов. Он шел и представлял себе, как он внезапно появится и поможет Саиду, как потом удивленный Саид задаст ему тот же вопрос, который сам Сухов задавал ему в таких же обстоятельствах:
— Ты как здесь очутился?
И Сухов так же, как и Саид, спокойно ответит:
— Стреляли…