Белое солнце пустыни
Шрифт:
Абдулла по Петербургу знал других русских, а этих, о которых говорил его отец Исфандияр, тоже не понимал. Вот и сейчас для него было большой загадкой, почему этот Сухов, о котором он слышал как об отважном и опытном воине, в чем недавно убедился и сам, сидит в этом баке с совершенно чужими для него восточными женщинами. Почему этот воин так глупо рискует жизнью, защищая чужих жен от него, Абдуллы, — их мужа и хозяина.
Абдулла захотел получить хоть какой-то ответ на этот вопрос.
Дав знак нукерам удалиться, он вплотную подошел к баку,
— Зачем ты защищаешь этих женщин, иноверец? Они же не принадлежат тебе.
— Ты хочешь их убить. Поэтому я их защищаю, — прозвучал ответ Сухова.
— Кто тебе сказал, что я хочу убить их?
— Я сам видел.
— Но это мои женщины. Что я хочу, то с ними и сделаю.
— Теперь они не твои. Теперь они освобожденные женщины Востока.
«Слова-то какие придумали, — усмехнулся про себя Абдулла. — „Освобожденные женщины Востока“… Как будто женщине нужна свобода!.. Женщине нужна любовь, красивая одежда и вкусная еда».
— К черту все, — прошептал он. — Надо отчаливать.
Абдулла повернулся к своим людям. Они стояли в ожидании приказа и все смотрели на него… Смотрели, как на воина, как на мужчину, наконец. Они верили, что кто-кто, а уж он-то найдет выход из глупого положения, в которое они попали. Самолюбивый Абдулла, глядя на них, почувствовал стыд за минутную слабость и, разозлившись на себя, сердито крикнул:
— Семен!
Подпоручик подскакал к нему, взял под козырек.
— Семен, скачи к Верещагину. Возьми у него гранат, — приказал Абдулла.
Семен, развернув коня, умчался, предварительно подав знак одному из нукеров следовать за ним.
Подскакав к белому домику бывшей таможни, подпоручик приказал сопровождающему его нукеру обождать перед домом.
Из окон дома доносились звуки гитары — Верещагин пел:
— «Ваше благородие, госпожа разлука…»— Ты с ним поосторожней, — посоветовал нукер.
Семен снисходительно усмехнулся, бросил ему поводья своего коня и решительно поднявшись по лестнице, ведущей на второй этаж дома, громко постучал рукоятью плетки в деревянную ставню. Отклика не последовало. Он толкнул дверь.
В затененной комнате стоял сильный запах спиртного. Верещагин был пьян и пел, лежа поперек ковра на полу. Увидев на пороге подпоручика, он, перебирая струны гитары, которая покоилась на его животе, продолжал петь:
— «Мне с тобою холодно, вот какая штука…»— Все поешь? — спросил подпоручик, нервно зыркая по углам, стараясь определить, где у хозяина арсенал.
Верещагин подпоручику не ответил, пьяно смотря сквозь него — такие люди ему никогда не нравились.
— «Письмецо в конверте погоди — не рви…»— Я от Абдуллы. У нас нет гранат, а у тебя, мы знаем, запас, — сказал Семен строго.
Когда-то имя Верещагина и на него наводило трепет, но сейчас, глядя на тучного, потного и пьяного человека, распростертого у его ног, он решил, что имеет право на высокомерный тон.
Верещагин продолжал петь, кривя в пьяной усмешке губы:
— «Не везет мне в смерти, повезет в любви…»— Ты должен передать нам все, чем располагаешь, — категорически отчеканил Семен и вдруг взорвался: — И встать, когда с тобой разговаривает подпоручик!
Верещагин на мгновение замолк, удивившись… затем допел куплет, аккуратно положил рядом с собой гитару и начал подниматься…
Нукер, скучавший в ожидании, услышал сначала, как смолкло пение в доме, затем — после короткой тишины — громкий треск и звон стекла. Подняв голову, он увидел, как подпоручик, выбив собственным телом раму, вылетел в окно. Нукер остолбенел.
Удар оземь был очень сильным. Однако Семен быстро поднялся и, не разгибаясь, подбежал к своему коню. Не сразу попав дрожащей ногой в стремя, взобрался в седло. Выпрямился наконец и, взглянув на своего потрясенного соратника, небрежно пояснил:
— Да гранаты у него… не той системы!
Тем временем Абдулла приказал одному из нукеров обследовать нефтяную цистерну. Вскарабкавшись по обломанной лесенке наверх, нукер отвинтил крышку люка и заглянул в горловину — цистерна почти доверху была наполнена темной жидкостью.
— Есть, — крикнул он сверху. — Много!
Абдулла довольно усмехнулся, пыхнув дымком сигары.
Внутри бака было темно и душно. Шум и крики, доносившиеся снаружи, разом стихли, и тогда стали слышны слабые всхлипывания женщин.
Сухов стоял посреди бака, женщины столпились вокруг него.
— Только не реветь, — предупредил Сухов. Подозрительная тишина снаружи не нравилась ему.
— Абдулла! — крикнул он.
Ему никто не ответил.
— Абдулла!
— Ну? — послышалось после паузы.
— Там Рахимова не видно?.. Он должен подойти.
— Пока не видно, — ответил Абдулла. — И я успею тебя поджарить.
Тут же донесся скрежет лопат о стенки бака.
— Быстрей! Быстрей! — подгоняли нукеры друг друга.
Они по цепочке передавали ведра с нефтью от цистерны к баку, в котором находились Сухов и женщины. Бак опоясывала канава. Измазанные с головы до ног нукеры опорожняли в канаву ведро за ведром, поливая нефтью стенки бака.
Недалеко от берега качалась на волнах лодка Верещагина. Сам он сидел на веслах, а Настасья торопливо бросала в воду гранаты, пулеметные ленты, выхватывая их из кучи, наваленной на дне. Затем в воду полетел карабин.
— Житья от них нет, — ворчала она, переводя дыхание. — Тем гранаты, этим пули… Чтоб их чума унесла… Гарем поделить не могут…