Белое танго
Шрифт:
— И вот тебе, Танечка, мой супружник во всей красе. Теперь узнаешь?
— Без твоих уведомлений никогда не узнала бы… Ты изменился, Леня.
Узкая, холеная ладошка, которую протянула, не вставая. Спокойная, ленивая улыбка на алых губах, недлинная рыжая стрижка, золотистые глаза. Сестра Ника.
Спокойнее, Рафалович!
— Как же, как же! — Этак покровительственно. Неплохо получилось, хотя сам он почувствовал, как на затылке взмокли остатки волос. — Годы, знаешь ли. А ты ничуть. Все такая же. Каким ветром сюда занесло?
— Да вот. шла мимо, забежала в казино пописать и прямо возле сортира на Лилечку напоролась.
Если есть такие люди, которые запросто забегают в казино Монте-Карло пописать и тамошние феерические реструмы сортиром называют…
— Нет, я в смысле — каким ветром в эти края?
— А-а. Принц Ренье на открытие регаты пригласил.
Леонид Ефимович чуть не присвистнул от восхищения. Вот это класс! Заведомый звездеж, а как сказано — спокойно, с улыбочкой ленивой, ни тени наигранности, будь то восторг или пресыщенность. Кто угодно за чистую монету примет. Но так же не бывает. Он же с братом ее за одной партой сидел, саму вон в пионерском галстуке помнит, а тут — принц! Эх, на фирму бы такого зама, переговоры вести.
Штуки баксов не пожалел бы…
— Ты, что ли, правда, с принцем хорошо знакома? — как-то настороженно спросила Лилька. Таня покачала головой.
— Совсем не знакома. Просто в регате участвуют две яхты, принадлежащие моему мужу, вот я за него и представительствую. Он занят сейчас.
— А твой муж — он кто? — осторожно спросил Рафалович.
— Бизнесмен, — коротко ответила Таня.
— А какой у него бизнес? — настаивал Леонид.
— Ты что пристал к человеку? — взбеленилась Лилька. — Только и знает, что бизнес да бизнес, заколебал, честное слово. Иди вон лучше изобрази нам с Таней чего-нибудь похолоднее. Виску пьешь?
— Виску? — Таня улыбнулась. — Разве что с тобой за компанию. Пару капель в стаканчик со льдом.
— Слушай, а как бы хоть одним глазком на эту самую регату поглядеть, на принца?
— Да сколько угодно. Входной билет двести франков. А если дорого, то в отеле всегда по таким случаям телескопы на галерею возле солярия вытаскивают.
Плати двадцать франков и любуйся хоть все пять минут. Принца, правда, отсюда не разглядишь.
— Рафалович, мы идем на регату! — безапелляционно заявила Лилька.
— Ну уж нет, вы как хотите, а я дальше не пойду! — столь же безапелляционно заявила она, выпивая третий по счету стакан легкого розового вина. — Я вам горная козлиха? Вы себе своих улиток кушаете, фигаду всякую…
— Эстофикаду, — тихо поправила Таня, но Лилька, не слушая, продолжала:
— А мне кусок в горло не лезет, ноги натерла, шорты вон лопнули. Я сюда отдыхать приехала или где? Да видала я вашу Долину чудес в белых тапочках!
— Лиленька, но ведь один переход остался. Осилим как-нибудь, — попытался ободрить жену Рафалович.
— А обратно? — со всей возможной язвительностью спросила она. — Обратно ты нам дирижабль закажешь?
— Вообще-то на этом постоялом дворе можно нанять мулов до Пеона, — задумчиво сказала Таня.
— Мулы! — фыркнула Лиля. — Постоялый двор, пеоны какие-то! Средневековье.
Мы ехали отдыхать в цивилизованное место…
Таня пожала плечами.
— Я так или иначе пойду в Долину. Второй такой случай у меня будет не скоро. А вы как хотите.
— Я с тобой, — решительно сказал Рафалович. — Мы ведь к ночи вернемся? Таня молча кивнула.
— Вот видишь, — обратился он к Лиле. — Ты передохни пока, полежи, простокваши попей, а утречком обратно двинем.
Видимо, Лиля и впрямь изнемогла, расслабла от вина, выпитого натощак.
Привычная вздорность и настороженная ревность улетучились куда-то. Она с несказанным облегчением согласилась на это коварное предложение. Таня и Леонид помогли ей встать и, поддерживая под руки, отвели в комнатку, снятую ими вчера.
Горная тропа вилась по сказочным местам. Рощи каменного дуба и диких фисташковых деревьев чередовались с пустошами, благоухающими тимьяном. Миновав суровое озерцо в каменистых берегах, тропа нырнула в ущелье, словно высеченное рукой неведомого мастера в бордовом камне. Таня шла быстро, уверенно, поджидая запыхавшегося Рафаловича, по его просьбе делая привалы, благо комфортных и живописных мест было предостаточно. Отдышавшись, Леня не спешил двигаться дальше, лежал, насыщая зрение волшебными видами, не последней деталью которых была его прекрасная спутница… Только сейчас он сообразил, что на ней такой же внешне неброский, но жутко дорогой туристический комплект от «Виверры» — светло-серая курточка с коротким рукавом и широкие шорты, — какой напялила Лилька, собираясь в этот маршрут (еще в Питере выложила за него девять лимонов не ею заработанных денег). На Лильке костюмчик смотрелся как чепрак на корове, будто специально подчеркивал короткие, толстые ноги, выпирающий живот и бочковатые ребра. А Таня… Рафалович зажмурился, пытаясь подобрать правильное сравнение… Как современная царица амазонок, непобедимая и гордая, готовая схватиться хоть со всем миром — и победить. И легкий альпеншток, мирно лежащий сейчас на мягкой траве, в любую секунду обернется смертоносным мечом… или автоматической винтовкой, изрыгающей светлое, беспощадное пламя. «Обладая валькирией, ты не сумел удержать ее, а я…» — неожиданно для самого себя прошептал он и поспешил проглотить конец фразы, вовремя поняв, кому она адресована.
Таня, будто услышав его слова, хотя такого не могло быть, обожгла его взглядом, легко поднялась, накинула на плечи рюкзачок.
— Пойдем, Фаллос, надо засветло обернуться. Он вскочил, словно ошпаренный.
Черт, откуда… да это ж его школьная кликуха! В ее устах она прозвучала не обидно, а как-то многозначительно, с легким, хотелось бы надеяться, оттенком обещания.
Вскоре спустились в ложбинку, с трех сторон окруженную отвесными скалами.
— Пришли, — сказала Таня.
Рафалович огляделся с некоторым недоумением.
— Где ж тут чудеса?
— Иди сюда, — позвала она и исчезла за скальным выступом.
Леня с трудом протиснулся в узкий лаз.
— Осторожно, — донесся из темноты Танин голос. — Садись и съезжай на пятой точке.
— Далеко?
— Не промахнешься.
Не промахнулся — метров через пятнадцать вдруг ощутил под собой пустоту, но тут же шлепнулся на что-то мягкое. От неожиданности затряс головой, придя же в себя, подал голос:
— Эй!
Впереди мигнул фонарик, и Рафалович пошел на свет. Но через десяток шагов он внезапно оказался в полной темноте.
— Ты где? — крикнул он, чувствуя, как от стыда заполыхали уши: столько страха было в его крике.
— Нащупай правую стенку и иди на голос. Здесь поворот будет.
Так он и поступил — и через две минуты замер в полном обалдении на краю сталактитовой пещеры, нескончаемо уходящей вперед и вверх. Свет Таниного фонарика искрил и переливался в прозрачных гранях колонн.
— Ух ты! — Других слов он подобрать не мог, да и не пытался.
— Смотри сюда.
Фонарик заскользил по ноздреватым, неровным стенам, выхватывая стилизованные наскальные изображения — людей, не всегда узнаваемых животных, геометрические фигуры, узоры.