Белогор. Освободитель
Шрифт:
– Ирт, а правду говорят, что прозвище «Котёл» тебе дали за то, что ты своего предшественника в котле с кипятком сварил?
Ирт сморщился, но всё же ответил, пусть и нехотя:
– Врут на улицах. Бывшего короля я в честной схватке удавил. Он мне ножичек в бок засадил, а я ему хребтину сломал вот этими руками! – и Котёл вытянул вперёд огромные, кряжистые, перевитые жилами руки.
– А прозвище откуда?
– Я в детстве котлы мыл за мелкую монету. Вот и прилепилось прозвище.
– Ну, вот как людям верить после этого? –
– Вашество! – в комнату просунул голову Иль Милтон – младший брат моего верного соратника Торре: – Все бандиты связаны. Убегать никто не пытался!
– Живы все? – спросил я, не поворачивая головы.
– Вроде все, вашество, но половина без сознания! Если очнутся, то точно все! – весело осклабился Иль.
Я тяжело вздохнул и пожаловался главному бандиту столицы:
– Вот как с ними работать, Ирт? Ну, никакого почтения к чужим жизням! Очнётся – не очнётся, им всё равно! А ведь жизнь – это то, что даётся человеку всего лишь раз!
Я наклонился к Котлу и доверительно заговорил:
– Вот представь только, сегодня ты пил вкусно. Кушал. Любовницу свою ублажал, ну или она тебя. Как-бишь её зовут-то?
Я пощёлкал пальцами, и Торре подсказал услужливо:
– Бьянка, вашество!
– Вот! – обрадовался я, глядя, как бледнеет всё больше и больше король преступного мира. – Бьянка. И ты сегодня живой, счастливый. И тут бац – и нет тебя. Не ласкать больше Бьянку. Не пить вино вкусное. Не кушать сладко. Да просто не дышать! Разве не ценна жизнь? А? Ирт?
– Це-ценна, – тонкий голос настолько не вязался с массивным телосложением короля ночного мира, что это вызывало диссонанс на уровне подсознания.
– Вот и я им говорю, что ценна, – вздохнул я. – А им что в лоб, что семеро ложками машут!
– Что? – Котёл вытаращился на меня ещё больше.
– Да не важно, – отмахнулся я, – Поговорка одна вспомнилась вдруг к месту. Но иногда даже жить или не жить не так важно. Ведь правда, Ирт Халган, по прозвищу Котёл? Как жить – тоже вопрос серьёзный. Если ты станешь калекой без рук, без ног, без языка и ушей, но останешься жить, такая жизнь принесёт тебе радость?
Котёл, уже не мигая, смотрел на меня и разведчиков за моей спиной.
– Кто вы, в-в-вашество? – главный бандит столицы явно начинал волноваться.
– У меня много имён, – отмахнулся я, – Разве они важны, когда дело идёт о сути? О главном таинстве под названием жизнь?
Я сцепил пальцы и ещё сильнее наклонился к главе ночного мира:
– Котёл! Тебе будет в радость жизнь без рук и ног?
– Не будет, вашество, – бандит сглотнул и отвёл взгляд.
– Ну вот, – огорчился я, – Если не договоримся, получается, я тебя радости лишу, Котёл!
– Договоримся? О чём? – в глазах Ирта вспыхнула надежда и… ужас.
– Котёл, кто приказал напасть на усадьбу герцога Белогора?
– Бе, –
Я участливо покивал:
– Да, Котёл, да! Герцог Белогор собственной персоной. Ещё меня иногда называют Карателем. Слышал, думаю?
Ирт затряс головой, что с большой натяжкой можно было назвать кивками.
– Ну, а если слышал, отвечай, кто приказал напасть на мой дом в столице?
– Это не я, ваша светлость! – Котёл даже руки к груди прижал.
– А кто тогда?
– Не знаю!
– Котёл, не разочаровывай меня! – я повернулся к Торре. – Ну-ка, найди среди связанных бандитов Мокрого и тащи его сюда.
Пока Торре спускался за преступником, пока тащил его наверх, я молча сидел и смотрел на короля преступников. Сейчас этот огромный мужик уже не выглядел грозой Лесании. Он даже на стуле сидел бочком, скромно. Будто стесняясь своего необъятного тела. И тоже за всё время не произнёс ни слова. Когда Торре притащил Мокрого, я развернулся к новому допрашиваемому, и спросил:
– Мокрый, кто приказал напасть на усадьбу герцога Белогора?
Связанный бандит дико посмотрел на меня, на Торре, на сидящего на стуле Котла и заорал дико, истерично:
– Какая усадьба? Вы кто вообще такие?
– Да как вы мне уже надоели, – рассвирепел я, – Торре! Перетяни ему правую руку!
Торре споро разрезал путы на руках бандита и наложил жгут чуть выше кисти. Мокрого схватили сразу трое разведчиков, вытягивая руку вперёд. Я кивнул головой, и меч Торре вжикнул, отсекая конечность. Та упала на пол, и бандит заорал, извиваясь в руках бойцов. Халган сидел, не шевелясь, а когда дикие крики Мокрого стали невнятными, и переросли в бульканье, я опять успокоил голос:
– Мокрый, кто приказал напасть на усадьбу?
Бандит, с ужасом смотрящий на культю и на кисть, валяющуюся на полу, не сразу осознал вопрос, но потом запричитал сбивчиво, взахлёб:
– Спрут, Спрут приказал! Клянусь!
– А кто такой Спрут? – я вновь повернулся к Котлу.
– Мой помощник, – сглотнув, ответил король бандитов.
– Твой помощник, – кивнул я. И повернулся к Милтону: – Торре, за убийство управляющего, кухарки, а также пятерых дружинников, я, герцог Белогор, приговариваю Мокрого к смерти.
Крик Мокрого, осознавшего, что я сказал, захлебнулся через секунду, тело без головы постояло пару секунд и упало на пол, извиваясь, и скребя конечностями по полу. Торре спокойно вытер клинок, и залихватски закинул его в ножны. Голова Мокрого с выпученными, застывшими глазами подкатилась ко мне. И я словно мяч толкнул её ногой к Котлу. Тот вздрогнул, и с ужасом смотрел на голову, а потом на меня.
– Итак, – я вновь переплёл пальцы. – Ирт, я спрашиваю последний раз, кто отдал приказ напасть на мою усадьбу? Поверь, тебя ждёт не смерть, а нечто пострашнее!