Белорусский набат

Афанасьев Александр

Один из российских политологов, Вадим Цымбурский, дал очень необычное определение фашизма. Фашизм – это восстание народа против попытки вписать его в историю на вторых ролях. Путь Украины до 2014 года – это медленное сползание в пропасть, медленное разворовывание всего, что не прибито гвоздями – да и гвоздями прибитого тоже. Проедание того гигантского советского запаса, оставленного этой второй по величине республике бывшего СССР. Кто сейчас помнит, что в 1991 году экономика Украины по основным показателям соответствовала экономике ФРГ?

К 2014 году в Украине началось обострение сразу нескольких кризисов. Кризис элитный: до Януковича в Украине было принято, что каждый президент, приходя к власти, создает команду олигархов, но так как имущества хватало – команду получалось создавать за счет освоения нового, а не перераспределения имеющегося. В то время, когда пришел Янукович, нового уже не было, и приходилось создавать

собственный капитал, отнимая его у других, как у общества, так и у других олигархов. Саша Стоматолог – это не уникальное явление в Украине в смысле жадности и нахрапистости, были люди покруче Стоматолога и при Кучме, и при Кравчуке, и при Ющенко. Просто все СМИ были в руках уже сформировавшихся команд олигархов, и они подавали творившуюся при Януковиче коррупцию как нечто запредельное, хотя это было в точности то же самое, что творилось и до Януковича. Да… еще одно. В девяностые и начале нулевых круговорот денег в природе обеспечивался в том числе и за счет заказных убийств: кого-то убивали, и все его имущество расхватывали новые волки, жадно давясь (иногда до смерти). Но от середины нулевых заказные убийства вышли из моды, и проявился некий застой… когда молодые и жадные, готовые рвать, хотят наверх… а нельзя, не получается. Отказ от использования заказных убийств породил в украинских элитах ситуацию, когда ограбленный, выжатый полностью или частично оставался жив и жаждал вернуть отжатое и отомстить. При убийствах такого не происходило: убили – закопали, поклялись мстить… но ходу назад эта ситуация уже не имеет. А тут к 2014 году в Украине скопилась критическая масса и обиженных на команду Януковича, тех, кого отжали и кинули, и тех, кто опасался быть отжатым и кинутым, – и все они были заинтересованы в смене власти. Если бы они были не только ограблены, но и убиты, такой ситуации не возникло бы. Удивительно, но гуманизация отношений в верхах, отказ от заказных убийств привели к гражданской войне и много большей крови…

Второй кризис – это экономический. Кризис, связанный с полным исчерпанием того задела, который был оставлен новорожденной Украине СССР и не пополнялся с тех пор. Износ основных фондов достигал 80 % – дальше эксплуатировать было уже нельзя, надо было вкладывать. Вопрос в том, кто должен был вкладывать… Не хотел никто, в том числе и украинские олигархи. Зато ЕС виделся источником манны небесной. Например… дерибан киотских квот. Знаете, что это такое? Если одна страна выбрасывает в атмосферу углекислого газа больше, чем выделенная ей квота, а вторая – меньше, то первая должна второй платить за использование ею чужих квот. А так как на Украине шла деградация промышленности, естественно, что выбросы становились меньше, а свободные украинские квоты на выброс, за которые можно получить живые деньги, – больше. И эти деньги можно было дербанить. Чувствуете гениальность ситуации?! Если зарабатывать деньги на черной металлургии, то надо иметь производство, поставщиков, покупателей, обновлять и ремонтировать оборудование, зависеть от цен на российский газ и цен на прокат, нанимать работников, бояться, что предприятие отожмут, платить налоги. А если дербанить квоты, то не надо иметь предприятие, работников, налоги, цены… просто пришли деньги, ты их раздербанил и положил на счет в загранбанке. Красота! При такой схеме ВООБЩЕ ПРОМЫШЛЕННОСТЬ НЕ НУЖНА. Нужен просто Киотский протокол, несколько олигархов и счета. И ВСЕ. ЭКОНОМИКА В ТАКОМ ГОСУДАРСТВЕ НЕ ПРЕДУСМОТРЕНА.

Третий кризис – это кризис социальный. К 2014 году стало понятно, что в новой Украине не нужно такое общество, какое у нее есть. Украине не нужна большая часть людей, они могут либо ездить гастарбайтерами, либо умирать. Украине не нужно село. Украине не нужны большие города – хватит одного Киева. Та экономика, которую строила Украина, – это экономика на 10–15 миллионов человек.

Одновременно с этим дало о себе знать то образование, которое давали в Украине со второй половины девяностых. Москаль – оккупант. Русские – враги. В 2014-м не произошло никакого кардинального общественного слома – просто две стороны этого конфликта, русские и украинцы, подтвердили самые худшие опасения друг относительно друга. И бросились убивать.

Петр Хомченко поехал на Майдан, потому что надо было ехать. Потому что поехали все его друзья, и он поехал. Он мало что знал… что может знать о геополитике восемнадцатилетний пацан из Винницы? Но он знал, что в государстве многое устроено не так и многое идет не так. И если они не вмешаются, то, скорее всего, оно погибнет.

На Майдане он стоял насмерть, как и все, потому что черная стена «Беркута» была единственным врагом, до которого можно докинуть камень или бутылку с коктейлем Грушевского. Если бы он видел других врагов, то он сражался бы и с ними, но он не видел других врагов и не знал, кто они. Удивительно, но Майдан – Майдан победивший – не имел ни одного признанного политического лидера: триумвирату (Яценюк – Кличко – Тягнибок) на Майдане не раз доставалось, тому

же Кличко брызнули в лицо из огнетушителя, у освобожденной из застенков Тимошенко чуть машину не перевернули. Майдан не имел признанной и обсуждаемой программы действий – удивительно, но Майдан не выдвинул не то что внятной программы, но вообще ни одного социально-экономического требования. Единственным требованием, как оказалось, было чтобы «зэк пишов геть», как выкрикнул с трибуны сотник Парасюк, а единственным, что объединяло этих людей, – это свобода и гiдность, в переводе – достоинство. Все! Больше не было ничего, но при этом в промежутке с 18 по 22 февраля 2014 года Майдан победил.

Свобода и гiдность…

О, эти два слова, загадочные и манящие. Свобода? Ну, хорошо, свобода. Ты не свободен? Нет, друг мой хохлатый, ты абсолютно свободен. Хочешь – ешь, а если жрать нечего – не ешь. Хочешь – поезжай на русские севера працювать, а хочешь – в Польшу. Дочь, жена твоя хочет – на Тверской стоит, а хочет – на Риппербане, в Гамбурге. Хочешь – живи, а хочешь – подыхай, ты никому не нужен. Разве это не свобода? Нет, друг мой, это и есть свобода.

Гiдность. В переводе – достоинство. Это более интересная тема. Иногда мне кажется, что своей революцией гiдности украинцы больше хотели доказать нам, русским, что-то, чем себе самим. И что немаловажным приводным ремнем этих событий явилось чувство униженности украинцев русскими – что русские не поняли, не осознали и не захотели как-то сгладить и помочь.

Что значит – достоинство? Отсутствие унижения? А кто тебя унижает, друг мой хохлатый? Мы, русские? Так ты же свободен. Свобода – это свобода, в том числе и от нас, нашего мнения о тебе. Свободен! Не хочешь нас – езжай в Европу працювать, женщины ваши – в Гамбург или Амстердам, в квартал красных фонарей поедут, ты сам тоже где-то приткнешься. Вон во Львове объявления висят: сбор ягод в Скандинавии, до 4,5 тысячи евро за сезон, только для профессорско-преподавательского состава львовских вузов [32] . Езжай! Чего же ты?! Ты свободен!

32

Увы, именно такое объявление там висело.

Не хочешь ягоды собирать, а твоя дочь чтобы становилась ударницей секс-труда? Тогда подумай, и хорошо подумай, что для этого надо сделать, друг мой хохлатый. И нужна ли тебе для этого свобода.

Между победой Майдана и восстанием русских в Крыму прошла неделя, чуть больше. Неделя! По меркам истории – миг, мгновение, пушинка на ее весах. Крым восстал весь и разом, не оказалось практически никого, кто бы хотел связать свою жизнь с Украиной, это было похоже на цунами, которое смыло все и разом, все остатки украинской государственности на полуострове. Мало кто тогда понял, что и сам маневр Крыма, и ликование русских по этому поводу – какое страшное оскорбление нанесло это украинцам. Кое-кто, кстати, предупреждал – не надо оттаптываться на украинцах и орать, что мы победили. Худо будет.

Весь свой гнев, всю свою ненависть украинцы выплеснули на совершенно русский Донбасс. Началась война – и гражданская, и негражданская одновременно.

Петр Хомченко поехал добровольцем на Донбасс, потому что иначе было нельзя. Потому что все, кто был на Майдане, все, с кем он был, поехали, и потому что это была его страна. И потом, он видел, как его страна меняется, и в лучшую сторону. Уже были избраны в Раду такие люди, как сотник Парасюк и казак Гаврилюк. Уже появилось, наконец, некое подобие народного единства: их обмундировали и экипировали волонтеры, государство дало автомат, худо-бедно снабжало боеприпасами – и все. По Украине в то время ходила злая шутка: почему у Украины нет атомного оружия? Потому что его волонтерам не заказали. Впервые за все время существования страны – впервые с девяносто первого года – забилось сердце Украины, большая часть народа этой многострадальной страны жила одной жизнью, мыслила одними мыслями, у них были одинаковые проблемы и беды. Это было со страной – значит, было с нами. 2014 год стал первым годом, когда это стало применимо к Украине. И это – наконец-то появившаяся нация, ее единое сердце и единая судьба – для многих было важнее и экономической катастрофы, и разразившейся гражданской войны.

Первого колорада он расстрелял в июне четырнадцатого. Это был ополченец-одессит, на несколько лет младше его самого. Они – несколько друзей с Майдана, ставших теперь Нацгвардией, – обнаружили у него в телефоне информацию про Новороссию, телефоны командиров ополчения и расстреляли. Это оказалось не так сложно.

Потом он так же просто и обыденно расстрелял несколько колорадов в селе Пески. Просто потому, что они были против Украины и за Россию. А он считал так: если ты за Россию – то и езжай в Россию.