Белорусский набат
Шрифт:
Потом он выжил в нескольких страшных боях, был в Донецком аэропорту, потом брал Донецк – из всех друзей, которые у него были по Майдану, в живых осталось всего несколько человек. Месть за погибших друзей требовала своей логики действий: по ночам они брали задержанных колорадов, выезжали за город, где были копанки [33] , расстреливали колорадов, по несколько десятков человек, сваливали в копанки, потом обрушали копанку подрывом. Так он лично расстрелял больше ста человек. И не задавался вопросом, виноваты они или нет. Если ты русский – езжай в
33
Самодельные шахты с ручным трудом на уровне девятнадцатого, даже восемнадцатого века. Наличие копанок показывает страшный уровень нищеты и деградации Украины.
Русские устроили мятеж, русские забрали Крым. Выживание Украины зависело от того, смогут ли они выгнать колорадов и сохранить то национальное единство, какое у них было.
Потом начались взрывы. В Харькове, Донецке, Луганске, Мариуполе, потом в Николаеве, Киеве, Одессе, даже в родной Виннице. Пустили поезд с топливом под откос, подложили бомбу в бар с футбольными фанатами, сожгли машину, бросили гранату в марш УПА на первое января. Так он понял, что Украина не сможет существовать, пока существует Россия, и стал террористом. Он понял, что главное – не защитить Украину, а ослабить Россию. И делал это ровно до той ночи, когда первая же пулеметная очередь с трассы не попала прямиком туда, где лежали они с Татарином. Татарина вбило сразу, а он лежал чуть в стороне от пулемета и потому не погиб на месте. Но и жизни ему уже не было. С порванной артерией – не живут…
И с порванной страной – тоже не живут.
Слава Украине!
– Строиться! – тихо приказал Дiд по-русски.
…
– Я сказал – строиться!
Бандеровцы неумело строились у грязной стены.
– Сьогодні ми втратили Хому і Татарина, – сказал Дiд, – а завтра можемо втратити будь-якого з вас. Хтось із вас сумнівається, що це потрібно?
…
– У дві тисячі першому році – американці увійшли в Афганістан, щоб вчити афганців як їх жити. А до цього – їх вчив жити Радянський союз. І що? Де тепер Радянський союз? І що тепер зі Сполученими штатами Америки?
…
– У війні з Радянським союзом афганський народ втратив загиблим кожного п’ятнадцятого. В Іраку свободу вдалося відстояти ціною кожного тридцятого. Може бути, хтось скаже, що ці втрати були марними?
…
– Росія – наш ворог, як для афганців та іракців ворог – США. Ми не зможемо бути самі собою, поки Росія існує. Проти нас – бореться країна, яка сильніше нас в кілька десятків разів. Росіяни – знищили імперії Наполеона і Гітлера і поневолили багато народів.
…
– Все це тому що вони ніколи не рахувалися з життями, ні своїми ні чужими. Є тільки один спосіб перемогти такого ворога, і його нам показали афганці. Потрібно дати їм знати, що ми готові померти всі до єдиного, до останньої людини – але так як вони хочуть – не буде. Не буде! І тільки тоді – вони будуть переможені.
…
– Вийдіть вперед ті, хто не готовий померти. Хто не готовий померти прямо завтра, прямо сьогодні – і тільки в надії на те, що його смерть – ляже ще однієї порошиною на ваги історії і рано чи пізно – ваги перекинуться і неможливе – зробиться.
Его люди стояли, не шелохнувшись.
– Слава Украине!
– Героям слава! – грянул строй.
– Слава нации!
– Смерть ворогам!
– Украина!
– Понад усе!
– Москалей!
– На ножи!
– Коммуняку!
– На гиляку!
Когда собрание закончилось, Дiд подошел к Лиске. Та стояла в углу и курила.
– Хочешь отомстить? – просто спросил он.
– Здесь, что ли?
– Кажется, здесь… – командир патруля, старший лейтенант Земянин сражался с навигатором. Навигатор был в каждой полицейской машине, и вроде как свой, белорусский, гордиться надо, но почему-то в отличие от китайского он постоянно подвисал.
– Ага. Здесь.
– Осторожно!
Милиционер-водитель, сержант Яскевич, нажал на тормоза. Мощный свет фар высветил девушку в светлом плаще, она выбежала на дорогу прямо перед милицейским бобиком.
Старлей выбрался из машины. Он устал как собака – вторая неделя на казарменном положении. Усиленный режим – те, кто его вводит, сами бы попробовали так на усиленке, хоть три дня. А тут – вторая неделя! Они спали по очереди на раскладушках в кабинетах, ели то, что покупали в супермаркете неподалеку, и – патрули, патрули, патрули.
Короче говоря, чтобы понимать истинный смысл слов «усиленный режим несения службы», надо быть ментом.
У него был большой фонарь, как у американского полицейского, и им он осветил девушку. Похоже, она. Очередной износ [34] .
34
Изнасилование (жаргон).
– Гражданка… что с вами?
– Они… туда побежали.
Ясно.
– Сколько их было?
– Двое.
– Приметы?
– В куртке… кожаной. Один.
Старший лейтенант махнул рукой. Вышел третий милиционер, сержант Голукович, вместе они повели потерпевшую к машине. Со связью было плохо, поэтому старлей достал сотовый, набрал номер дежурного.
– Алло. Тридцать пятый, пароль – Вятка. Износ подтверждается, двое скрылись, один в кожаной куртке. Опрашиваю потерпевшую.
– Принято, – ответил дежурный, – сообщите, как будут точные приметы, я ориентирую патрули на поиск.
Принял.
И старлей, и дежурный хорошо понимали, что никто и никого искать не будет. Ну, покатаются машины… но шансы кого-то взять будут близки к нулю, тем более сейчас, когда не до того. Износ хорошо раскрывается в двух случаях: если потерпевшая знала насильника или когда берут по горячим следам, а потом раскручивают и на остальное. Потому что в случае с износом одним эпизодом обычно не ограничивается, если мужик начал насиловать, то он уже не остановится…
Старлей сунул телефон в карман, повернулся к машине… и тут понял, что Яскевич как-то странно лежит… навалившись на стекло. Больше он ничего понять не успел.
Пропавший патруль милиции нашли через час, когда обеспокоенный дежурный послал свободный экипаж поискать замолчавший тридцать пятый. Искать не пришлось – они так и были в машине. Три трупа: двое убиты чем-то вроде тонкой и острой спицы, третий – пулей из пистолета, вероятно, с глушителем. Пропали: три автомата «АКС-74У», три пистолета «ГШ-18», служебная рация с кодами на закрытый милицейский канал, удостоверения, деньги…
Во времена оные убийство троих сотрудников милиции стало бы ЧП республиканского масштаба. Но не сейчас – было уже не до этого.