Белоснежка, 7 рыцарей и хромой дракон
Шрифт:
– Я-то да. А вот ты – упрямый, самовлюбленный эгоист.
Полунин на секунду задумался. Потом хмыкнул, не соглашаясь:
– Уже не самовлюбленный. Я с первой встречи от тебя взгляда отвести не могу, даже дышать рядом с тобой нормально не в силах. Значит…
– Что значит?
Но Артем замолчал. Вот как. Не удивлена. Признаться в любви мужчина категорически не мог, смотрел на меня, будто слова поперек горла встали.
– Если ты теперь не самовлюбленный, то… - напирала я, требуя логического продолжения, чувствуя себя инквизитором
Директора ломало.
– Я без ума от тебя, - вывернулся он и попробовал притянуть к себе на расстояние поцелуя.
С одной стороны, уже достижение в виде «почти признания», с другой стороны, выбила я его чуть не силой. Нет, уж. Я сжала зубы, удерживая дистанцию.
Глядя на упирающуюся в жилет ладонь, Полунин выпалил, играя желваками:
– Думаю только о тебе, спать не могу…, - тут он запнулся, понимая, что где-то не дожимает и борясь сам с собой.
– Ладно, твоя взяла, Бузикова. Я ухаживаю за тобой! Ухаживаю два дня, а ты не замечаешь!
От удивления я ослабела. Артем секунду помедлил, не до конца веря в произошедшее, а потом схватил меня в охапку, прижимая к теплому, крепкому телу.
– Моя, - застонал он в губы.
Бархат и шелк. Его объятия были нежны, касания трепетны. Обычно в парней влюбляются, слушая слова, а перестают любить, наблюдая за поступками. С Полуниным же все в полном противоречии, я была очарована его поступками и уничтожена словами. Неправильный, неудобный, рвущий душу мне в клочья возлюбленный.
Он целовал, отмечал губами лицо и шею, словно печати ставил, отстраняясь, выдыхая резко, справляясь с эмоциями и снова склоняясь надо мной как величайшей ценностью.
– Мне больно без тебя, - выдохнул Полунин и запечатал мне, срывая остатки контроля. Я застонала, яростно целуя его в ответ. Наши тела бились, пытаясь распластаться, раствориться друг в друге, мы дышали без воздуха, пристегивая друг друга крючьями души.
Я прикусила зубами его нижнюю губу, а он громко стонал от этого в голос. Он нашел чувствительное местечко прямо за моим ухом, а я рывком расстегнула его накрахмаленную хрустящую манишку, оторвав при этом пару пуговиц, чтобы добраться до тепла его кожи и положить ладонь прямо на стучащее набатом сердце.
Когда он обхватил ладонями мою грудь прямо поверх тяжелого вечернего платья, проклиная конкурс, дизайнеров и пытаясь порвать ткань, осмысление происходящего дошло до нас обоих.
– Что я творю, - ошарашенно прохрипел Полунин, не забывая поглаживать пальцами подрагивающую нежную кожу, выглядывающую в декольте.
– Щупаешь меня, - хмыкнула я, пытаясь отдышаться.
– Давай это будет считаться частью ухаживания? – синие глаза хитро сощурились, а рот улыбнулся в фирменной усмешке, и я не смогла долго противиться.
– Иногда.
Неопределенный ответ его позабавил, уверенность приливной волной возвращалась к директору, и я не знала радоваться этому или расстраиваться.
Меня немного отодвинули и осмотрели, с огромным удовольствием останавливаясь на замятостях и
– Скажем о нас всем, - строго сообщил Полунин.
– Завтра, - продолжила я.
Взвесив не прозвучавшие, но вполне понятные доводы, Артем вынужден был согласиться, ловить ночью по этажам желающих принять благую весть о нас – немного преждевременно и самую чуточку неуместно.
Меня крепко еще раз поцеловали напоследок, подождали пару секунд в надежде, что я предложу остаться. Но, увы, в шкафу сидел Ципес, которого я не готова была просвещать в анатомии и физиологии людей, а еще меня ждала загадка ванной комнаты, которую я непременно собиралась разгадать. Поэтому я покачала головой, сняла с себя забытую хозяином руку и закрыла за ним дверь.
Глава 24. Тайными тропами по чужим секретам
Вплотную к моему номеру располагались два смежных, где жили другие конкурсантки. Причем, если наши девичьи владения состояли из небольшого коридорчика, спальни и ванной комнаты, совмещенной с туалетом, то у спонсоров, насколько я помнила по внезапному ночному попаданию, сами комнаты были больше, а в дополнение еще гостиная с диванчиками наличествовала.
Да и интерьер совершенно другой, вместо качественной, но типовой плитки – у спонсоров блистал натуральный мрамор, вместо – приятной мебели стиля Прованс – роскошный Классицизм с элементами Версальности. Даже коридоры на третьем были богаче декором. Хотя, признаться, на нашем этаже мне нравилось больше, я не понимала, зачем все эти метания по разным дизайнерским направлениям в старинном русском поместье.
Повиляв по узкому коридорчику, я набрела на узкую дверку технической каморки.
– Там кто-то есть, - прошептал Ципес.
– Откуда знаешь? – таким же шепотом ответила я.
– У вас, людей, ореол какой-то другой, не такой как у нас. Ну и, если загородки неширокие, я вижу.
Я повернулась в изумлении.
– Ничего себе. Можешь отличить один ореол от другого? Мы их аурой называем, но сами видеть не умеем, только предполагаем, что есть.
– Отличить? Нет, не могу. Они же одинаковые, ну чуть слабее или сильнее может быть.
Нахмурив брови и сосредоточившись, я пыталась найти полезное применение новооткрытому таланту Ципеса, но в голову ничего не приходило. Ну, видит ауры, почему нет. Живые мы, наверное, в тепло-красном излучении сияем.
– Ладно, поднимись-ка к потолку, про ауры попозже поговорим, - и я постучала в техническую комнату.
Открыла темноволосая пожилая женщина в форме обслуживающего персонала, она внимательно выслушала мою историю о мужчине, якобы разыскивающим ее на первом этаже.
– Спрашивал горничную второго этажа, - напирала я, - приятный такой. Улыбался и конвертом тряс. Может презент от кого-то, благодарность гостя? Только вы мне сначала шампунь и полотенце в номер выдайте, пожалуйста. Сейчас подумаю, какое именно полотенце…