Белоснежка: Демон под кожей
Шрифт:
– Почти нет, – она тихонько выдохнула через сложенные трубочкой губы, пытаясь побороть нервозность.
– Мама замечательная, вот увидишь. И отец – тоже. Просто, как бы тебе сказать, он очень серьезный, но это никак не относится к тебе, так что, главное –не принимай на свой счет.
Она, скорее машинально кивнула, слушая его наставления. Ужасно хотелось, чтобы вся эта авантюра под названием «знакомство с родителями», поскорее уже закончилась.
Воздух наполнял аромат цветущих яблонь, в совершенно очаровательном беспорядке росших по обеим сторонам от дорожки, за которыми, наконец, показался роскошный дом. Даже не дом, а особняк в викторианском стиле. С широким крыльцом и обязательной для него огромной тенистой террасой при входе. Колонны, поддерживающие крышу террасы, и башенки
– Специально так далеко от дома меня высадил?
– Хотел, чтобы ты немного успокоилась.
Она посмотрела на молодого человека с благодарностью и взяла за руку.
Поднявшись по лестнице к массивной дубовой двери, украшенной бронзовым молоточком в виде головы льва, они на секунду остановились. Молодой человек сжал в качестве поддержки кончики ее пальцев и постучал. Буквально через минуту за дверью послышались торопливые шаги. Им открыла изящная женщина, на вид лет сорока, не больше: среднего роста с пышными светлыми волосами, мягко обрамляющими ее очаровательное лицо. Все в нем улыбалось: и красиво очерченные, чуть ассиметричные губы, и такие живые по-детски распахнутые глаза. Она отступила чуть назад, впуская долгожданных гостей в дом. Стоило им переступить порог – она заключила парня в объятия, крепко прижав к груди.
– Поль, ну наконец-то! Как я рада, – она похлопывала его по спине своей изящной ладонью.
Удовлетворив, наконец, радость от встречи, они повернулись к стоящей в стороне девушке.
– Мама, это – Милен. Милен, это – мадам Бушеми, – с натянутой улыбкой сказал Поль. Было видно, что и для него это – первый опыт.
– Ну что ты, дурачок.
Она для вида хлопнула его ладонью между лопаток и снова повернулась к девушке.
– Просто Тереза, – она протянула ей руку, и женщины обменялись легким рукопожатием.
– Мы думали, вы приедете еще вчера. Папа даже взял выходные, – заговорщически понизив голос сообщила она, – только умоляю, не выдавайте меня.
Она нарочито настойчиво посмотрела на сына, который, видимо, мог оценить масштаб подготовки семейства к этой встрече.
– Ты шутишь? – не удержался он.
На что мать приложила указательный палец к губам, безмолвно напоминая ему о своем предостережении и, снова улыбнувшись, повела всех в гостиную.
Пройдя через широкий, отделанный деревянными панелями, холл, они попали в большую очень светлую и очень уютную гостиную, выполненную в нежно голубых тонах, с ярким бирюзовым камином в центре. Всю противоположную от входа стену занимало витражное окно, занавешенное легким белым тюлем. Солнечные лучи, касаясь тончайшей ткани, растворялись в ней, заставляя светится. От чего создавалось впечатление, что над полом стелются невесомые газовые облака. В центре на мягком ковре вальяжно расположилась пара бархатных диванов с невысоким деревянным столом в центре, явно располагающих к беседе. На каминной полке, комодах, полках для книг уютные безделушки, которые при ближайшем рассмотрении оказались настоящими произведениями искусства.
– Потрясающе, – вырвалось у нее.
– Да, моя дорогая, действительно – потрясающе. Несмотря на то, что мы живем в этом доме уже почти двадцать лет, я не перестаю удивляться его красоте. Его построил отец Поля. А вот, кстати, и он.
Она, церемонно вытянув перед собой руки, направилась к двери, в которую они только что вошли.
– Ну, наконец-то. Мама уже вся извелась, – раскатился по комнате низкий бархат, пустив по спине Милен холодок.
Она медленно развернулась на голос и замерла на секунду. Перед ней стоял высокий, хорошо сложенный мужчина лет пятидесяти, в чертовски официальном костюме. Он явно принадлежал к тому счастливому типу мужчин про которых можно было сказать, что годы шли ему на пользу. Его светлые с проседью волосы были зачесаны назад, открывая высокий, практически не тронутый морщинами лоб. Лишь одна, но довольно глубокая, залегла между широких изогнутых бровей, что выдавало в нем человека, занимающегося умственным трудом, да в уголках внимательных цепких глаз. Прямой с небольшой горбинкой нос и плотно поджатые тонкие губы делали его лицо не просто серьезным, даже строгим. Если описать то, что она увидела одним словом, это слово было бы – власть. Она едва заметно улыбнулась и подошла ближе. Поль уже тянул к ней свободную от объятий матери руку.
– Отец, это – Милен. Мила, это – мсье Бушеми.
Чуть заметная снисходительная улыбка тронула тонкие губы мужчины.
– Рад, – подчеркнуто вежливо сказал он и слегка сжал в ладони ее протянутую руку.
Его взгляд лишь на секунду задержался на лице Милен, но этого хватило, чтобы ладони ее вспотели.
– Ну, когда все в сборе, можно перейти в столовую. Луиза накрыла для вас потрясающий стол.
Тереза с Полем, обнявшись, направились в столовую, о чем-то премило болтая на ходу.
Доставшийся Миле в провожатые грозный истукан, учтиво предложил ей свою руку и повел вслед удаляющейся парочке. Его рука показалась ей жесткой, а сам он очень высоким, Мила едва доставала ему до плеча, от чего чувствовала себя совершенно беззащитной.
– Поль с матерью очень дружны, иногда мне кажется, что я здесь – приемный ребенок, – попытался пошутить он.
Она мельком взглянула на него, одарив неуклюжей смущенной улыбкой.
Вся та церемонность, которая сопровождала, казалось бы, непринужденный семейный ужин держала ее в тонусе до самого его окончания. Правда, Тереза действительно оказалась прекрасной женщиной: открытой и радушной. Она всеми силами пыталась сгладить холодность и чопорность мужа, один взгляд которого доводил Милену до нервной дрожи. Покончив, наконец, с дежурными вопросами и довольно изысканным обедом, вся компания поднялась из-за стола и направилась в гостиную, выпить по бокальчику вина в более непринужденной обстановке. Глава семейства, к огромному облегчению Милен, с ними не пошел. Сославшись на дела, он спешно уединился в своем кабинете.
Они пересели на мягкие диваны. На деревянном столике стояла бутылка белого вина и пара тарелок с сыром и фруктами. Вино приятно расслабляло, и беседа действительно пошла более непринужденно. Посыпались истории из детства и юности Поля, которых у Терезы, как у любой матери, оказалось множество. Мила делала вид, что увлечена беседой, а Поль притворно дулся каждый раз, как женщины начинали смеяться над очередным дурацким исходом его детских похождений.
– Ну хорошо, хорошо, больше не буду, – сжалилась Тереза, видя смущение сына.
Она потрепала его по светлым вихрам, которые были, определенно, ее вкладом в его хромосомный набор. Поль не был похож на отца. В нем не было ни его волчьего взгляда, заставляющего чувствовать себя не в своей тарелке. Ни неприступной линии губ, которые, казалось, могут только повелевать, вне зависимости от ситуации. Ни его текучей, властной пластики. Поль был, как мать: легким, невозмутимым и слегка сумасбродным красавчиком, который точно знал о гипнотической силе своей красоты привлекающей к нему множество мужчин и женщин, которые становились не просто друзьями, все они были его обожателями. Видимо, именно его красота так повлияла на его характер. Она позволяла ему получать все. Все, что он хотел, или просто думал, что хотел. Но она знала его лучше других. Она видела за всей этой мишурой неуверенного, надломленного юношу. Чуткого, преданного, отчаянно желающего, чтобы его просто любили. Теперь она даже знала, чьей любви он так отчаянно добивался.
– Вы, наверное, устали с дороги. Провожу вас в ваши комнаты.
Тереза поставила на стол пустой бокал и, поднявшись с дивана, направилась к выходу. Поль и Милен последовали за ней.
– Ваши комнаты? – в полголоса спросила Мила, чуть нахмурив брови, когда они оказались в знакомом, отделанном деревянными панелями, холле.
– Да. Мой отец, как ты уже, наверное, поняла, очень строгих взглядов. Он считает недопустимым, если под крышей его дома находится не женатая пара, занимающая одну кровать.