Белоснежка должна умереть
Шрифт:
Чувство одиночества и сиротства сдавили горло, и ему пришлось напрячь всю свою силу воли, чтобы побороть желание плюнуть на работу, убежать куда-нибудь, забиться в какую-нибудь нору.
— Привет! — сказал он Кристиану Крёгеру,
27
Рильке Э. М.Осенний день. Перевод Вяч. Куприянова.
— Да ну их! — ухмыльнулся Крёгер и покачал головой. — Как маленькие дети! Услышали по рации и примчались поглазеть!
— Что услышали? На что поглазеть? — спросил Боденштайн, с недоумением глядя в сторону места происшествия.
Несмотря на ранний час, на стоянке, посыпанной гравием, стояло пять патрульных машин, а к ним уже подъезжала шестая, только что повернувшая с дороги. Боденштайн издалека услышал гул возбужденных голосов. Коллеги, кто в форме, а кто в белом комбинезоне, напоминали растревоженный улей.
— «Феррари»! — с сияющими глазами сообщил ему один из сотрудников патрульной службы. — «599 GTB фиорано»! Такой я видел только на Международном автосалоне!
Боденштайн протиснулся вперед. И в самом деле — в дальнем конце стоянки в луче прожектора сиял ярко-красный «феррари», окруженный толпой восторженных поклонников, интересовавшихся больше моторным отсеком, количеством лошадиных сил, шинами, дисками, крутящим моментом и ускорением шикарного спортивного автомобиля, чем покойником на водительском сиденье. От одной из толстых хромированных выхлопных труб к окну протянулся шланг; щели были аккуратно заклеены серебристой изоляционной лентой.
— Эта игрушка стоит двести пятьдесят тысяч евро! — восторженно сообщил коллегам молодой полицейский. — Обалдеть!
— За ночь она существенно подешевела, — сухо заметил Боденштайн.
— Почему?
— Вы, вероятно, не обратили внимания на то, что на водительском месте сидит труп. — Боденштайн не принадлежал к числу мужчин, у которых при виде красной спортивной машины отключаются мозги. — Кто-нибудь проверил номер машины?
— Да, — подала голос молодая сотрудница, которая явно тоже не разделяла восторгов своих коллег. — Автомобиль зарегистрирован на один из франкфуртских банков.
— Хм… — задумчиво произнес Боденштайн, глядя, как Крёгер делает снимки, а потом вместе с другим коллегой открывает водительскую дверцу.
— Первые жертвы экономического кризиса, — иронически заметил кто-то.
Тут же разгорелась дискуссия о том, сколько нужно зарабатывать, чтобы хватало на ежемесячные лизинговые платежи за «феррари фиорано». Боденштайн увидел еще одну патрульную и две гражданские машины, въезжавшие на стоянку.
— Скажите, чтобы оцепили стоянку, — велел он молодой коллеге. — И отправьте отсюда всех лишних!
Та кивнула и энергично принялась за дело. Через несколько минут стоянка была оцеплена. Боденштайн опустился на корточки перед дверцей водителя и принялся рассматривать труп. Молодой мужчина лет тридцати. Светлые волосы. Одет в костюм с галстуком. На руке дорогие часы. Голова откинута набок. На первый взгляд могло показаться, что он спит.
— Доброе утро, Боденштайн! — услышал он над собой знакомый голос и повернул голову.
— Доброе утро, господин доктор Кирххоф, — ответил он и кивнул медэксперту.
— А у Пии что, выходной?
— Нет,
Кирххоф устало улыбнулся, но отвечать не стал. Он против обыкновения не был расположен к шуткам. Его глаза за стеклами очков были красными. Он тоже, судя по всему, не выспался. Боденштайн уступил ему место и направился к Крёгеру. Тот как раз изучал содержимое папки, лежавшей на переднем пассажирском сиденье.
— Ну что? — спросил Боденштайн.
Крёгер протянул ему портмоне покойного. Боденштайн достал из него удостоверение личности и раскрыл рот от удивления. Потом прочел фамилию еще раз. Странное совпадение!
Врач подробно, насколько это ей позволяла обязанность хранить врачебную тайну, рассказала Пии о состоянии Тиса Терлиндена. Теперь Пии не терпелось увидеть ее пациента. Она не питала особых надежд на эту встречу. Скорее всего, как сказала ей врач, он вообще не станет отвечать на ее вопросы. Некоторое время Пия наблюдала за Тисом через окно в двери. Это был красивый молодой человек с густыми светлыми волосами и тонким чувствительным ртом. Не зная его, трудно было предположить, что его душа ведет незримую, мучительную борьбу с какими-то демонами. Только его картины выдавали внутренние страдания. Он сидел за столом в светлом, уютном помещении и рисовал. Хотя он уже успокоился под действием медикаментов, но ему пока не давали острых предметов, таких как карандаши или кисти, поэтому ему приходилось довольствоваться восковыми мелками, но это его, похоже, не сильно огорчало. Он не поднял голову, когда Пия в сопровождении врача и санитара вошла в комнату. Врач представила ее Тису и объяснила цель визита. Тис еще ниже склонился над рисунком, потом резко откинулся на спинку стула и отложил в сторону мелок. Остальные цветные мелки не просто лежали рядом, а были аккуратно разложены в один ряд и напоминали солдат в строю. Пия села напротив него на стул и посмотрела на него.
— Я ничего не делал с Амели… — произнес он странным монотонным голосом. — Честное слово… Я ничего не делал с Амели… Ничего не делал…
— А вас никто ни в чем и не обвиняет! — приветливо сказала Пия.
Руки Тиса нервно двигались, как будто существовали сами по себе, туловище мерно раскачивалось взад-вперед. Взгляд его был прикован к рисунку на столе.
— Вам нравится Амели, и она часто бывала у вас, верно?
Он энергично кивнул.
— Я следил, чтобы с ней ничего не случилось… чтобы ничего не случилось…
Пия и врач, сидевшая поодаль, переглянулись. Тис опять взялся за мелок, склонился над рисунком и вновь принялся рисовать. В комнате наступила тишина. Пия обдумывала, какие вопросы задать в первую очередь. Врач советовала ей говорить с Тисом как с нормальным человеком, а не как с ребенком. Но это оказалось не так-то просто.
— Когда вы видели Амели в последний раз?
Тис не реагировал. Он рисовал как одержимый, то и дело меняя мелки.
— О чем вы говорили с ней?
Все было не так, как при обычном допросе. По лицу Тиса нельзя было ничего определить, его мимика мало чем отличалась от мимики мраморной статуи. Он не отвечал на вопросы, и Пия в конце концов перестала их задавать. Прошло пять, десять минут. Врач объясняла Пии, что время не имеет значения для аутистов, они живут в собственном мире. Так что в общении с ними главное — терпение. Однако на одиннадцать часов были назначены похороны Лауры Вагнер, и Пия договорилась встретиться с Боденштайном на кладбище в Альтенхайне. Когда она, отчаявшись, уже собралась уходить, Тис вдруг заговорил: