Шрифт:
Падали снежинки, точно пух, с неба.
Сидела у окна молодая королева.
Уколола палец острою иглой,
Три ярких капли на снег уронила:
Первую - за белую кожу,
Вторую - за румяные щеки,
Третью - за черные косы
Дочери своей нерожденной.
Эту песню в замке пели на разные голоса, а самый звонкий был у молодой королевы.
Как громко кричала она в ту зимнюю ночь, когда пришло время родин! Как страшно трещали деревья в морозном
А замок сиял огнями и гудел, точно улей. И лишь младенец, несмотря на старания повитух, не проронил ни звука. Тогда королева, вся в поту и слезах, прижала дочь к груди и произнесла:
– Бедное дитя, если у бога не нашлось для тебя души, возьми мою и живи...
И как только слова были сказаны, принцесса открыла глаза и издала первый крик, а королева упала замертво.
Не было ни у кого сомнений, что душа матери перешла в дочь, и назвали принцессу Маргаритой в ее честь. Но король-отец не желал видеть дитя, не желал растравлять душу печалью. Не хотел он слышать детского плача, оттого снесли принцессу в самые дальние покои замка и семь долгих лет прятали там от королевских глаз. И когда она вновь оказалась среди людей, все ахнули - будто покойная королева явилась миру в образе ребенка.
Волосы девочки были темны, как самая беспросветная тьма, а кожа бледна, словно весенний снег. Но когда она сидела у жаркого очага, ее губы и щеки становились красными, будто кровь. И кормилица качала головой в тревоге:
– Нет хуже огня, тлеющего под гнетом. Бойся его, дитя, бойся, Маргарита.
Когда девочке исполнилось семь, отец привел в замок новую королеву. Надлежало принцессе быть на свадебном торжестве, и впервые обрядили ее в золотое платье и серебряные туфли и привели в зал, где на возвышении сидели новобрачные.
Увидев дочь, король словно окаменел, а королева в белом платье, пышном и легком, как лебединый пух, сошла вниз и взяла девочку за руку.
– Здравствуй, Маргарита, - сказала она ласково, и солнечный свет отразился от ее светлых кос и заиграл на гладких щеках и в глазах, прозрачных, как горный хрусталь.
– У меня есть для тебя подарок...
Она сняла с тонкого пальца кольцо и шепнула так тихо, что никто, кроме принцессы, не услышал:
– Вспомни о нем, когда твое сердце будет разбито.
Потом королева поцеловала девочку в лоб и вернулась на возвышение, а король вдруг прикрыл рукой лицо, точно воспоминания жгли ему глаза.
Вскоре пришлось и принцессе встать на виду у разряженных гостей: Маргариту, единственную дочь короля, обручили с Фебом, принцем соседней страны. Жених приехал в замок на высоком рыжем коне, а сам был еще так мал, что едва доставал с земли до стремени. Но как же он был хорош, как светел! Солнце сияло в нем, в его глазах, живых и блестящих, как горный ручей, в волосах, подобных расплавленной меди, в веснушках, похожих на золотую пыльцу, но ярче всего - в его сердце, горячем, открытом миру.
Чудной они были парой, когда стояли в тяжелых праздничных одеждах перед всеми: он - румяный и светлый, словно летний день, она - темная и безучастная, как зимняя ночь. Но юный Феб по-детски пухлой рукой бестрепетно надел кольцо на палец невесты, а потом, встав на цыпочки, звонко расцеловал ее бледные щеки. И впервые скрытый в принцессе огонь сам пробился наружу жарким румянцем. А все вокруг радовались и поздравляли детей, и даже король глядел на дочь с улыбкой.
Принц оставался в замке ровно год, и целый год в душе принцессы сияло солнце. Они с Фебом взбирались на крышу самой высокой башни и гоняли оттуда ворон, а потом забавлялись, прыгая по гладкой черепице.
– Счастливая ты, Маргарита, - сказал как-то маленький жених.
– Все, что у тебя есть, принадлежит тебе одной, а нам с братом всегда приходится делиться друг с другом. Но я его обошел: у меня теперь есть невеста, а у него нет. Жду не дождусь, когда смогу рассказать ему про тебя - пусть завидует!
– Разве ты не останешься здесь, со мной?
– с тревогой спросила принцесса.
– Нет, не останусь, - ответил он.
– Мне еще многому надо научиться, прежде чем стать настоящим королем.
– Не уезжай, пожалуйста!
– взмолилась Маргарита.
– Как же я буду без тебя?
Но Феб крепко взял ее за руки и сказал властно, как настоящий король:
– Нет, я уеду! Но когда вернусь, обещаю, мы навсегда будем вместе.
И вот он уехал, а принцесса осталась в замке ловить редкие солнечные лучи. Случайный отблеск, пламя в очаге, красный бархат и золотая бахрома, звон колокольцев и журчание ручьев - все напоминало ей о Фебе. Она взбиралась на крышу самой высокой башни, садилась лицом к югу и смотрела на дорогу до тех пор, пока глаза не начинали слезиться. А потом наступила зима, все вокруг замело, и уже нельзя было разобрать, где поля, а где дороги. Стены замка покрылись инеем, крыши - льдом, пламя в печах заревело, будто раненый зверь, а колокольцы захрипели простужено. И Маргарита никак не могла отогреться, и люди в замке испуганно опускали глаза, когда она проходила мимо, бледная и застывшая, словно призрак.
Одна лишь королева продолжала улыбаться и, случалось, гладила темные волосы девочки тонкой белой рукой.
– Бедное дитя, - говорила она Маргарите и шепотом добавляла: - Не забудь о моем подарке.
Но сердце принцессы не было разбито, оно лишь заледенело - на семь долгих лет...
И однажды Феб вернулся, повзрослевший и возмужавший, горделивый, как настоящий король. И когда принцесса, не помня себя от радости, выбежала к нему, оказалось, что он перерос ее на целую голову. Но по-прежнему сияло в нем солнце, и его глаза, и улыбка, и медное пламя волос озаряли все вокруг живым светом.
– Какой же ты стала, Маргарита!
– воскликнул он с радостным удивлением.
– Какой же?
– спросила она.
Но Феб лишь улыбнулся, и от его улыбки принцессу объял жар, какого еще не бывало.
Весна в тот год пришла рано. Поля, еще не смыв до конца снег, исходили паром, птицы в лесу заливались на все лады, а в горах грозно грохотали лавины. Солнце светило ярко, но часто бушевали грозы, и молнии раскалывали камни, оставляя повсюду черные отметины.
А замок стряхнул зимнюю дрему и запестрел, точно майский луг, яркими нарядами, блестящими пряжками, свежими цветами. Куда бы ни отправился Феб, женские взгляды тянулись к нему, будто одуванчики к солнцу. Маргарита, случалось, в кровь искусывала свои красные губы, а принц смеялся: