Бельский: Опричник
Шрифт:
— Ваши нойоны [17] , великий хан, верно говорят: пожелай вы, и многие земли лягут под копыта вашего иноходца. Первой такой землей должна стать земля гяуров, вечных данников Золотой Орды, единственным продолжателем славных дел которой являетесь вы, могущественный хан, да продлит Аллах годы вашего царствования. Князь Московский Иван склонит свою спину под вашу камчу [18] , и накажете вы его за его коварство и непослушание.
17
Нойоны—
18
Камча— плетка.
Дивей-мурза махнул рукой, и в полусотне метров от ханского дастархана занялось десятка два факелов, когда же они набрали силу, стала видна пароконка с впряженными в нее стрельцами — камчи со свистом хлестнули по спинам израненных и истерзанных стрельцов, тяжелая телега надрывно тронулась и медленно стала приближаться к пирующим вельможам.
Даже в неярком свете факелов было видно, как вспыхнули завистью очи не только темников, но и назначенного возглавить будущий поход лашкаркаши. Он понял, что лишится власти над ханским войском не сегодня, так завтра: умен и хитер этот нойон, рвущийся к боку Девлет-Гирея.
А Дивей-мурза, гордый собою, ждал, когда пленные стрельцы подтянут повозку поближе, затем взмахом руки остановив ее, низко склонился перед ханом.
— Вы сами, мой повелитель, сможете убедиться, что посылает раб ваш, коварный князь Иван, донским казакам.
Девлет-Гирей не поспешил. Отхлебнув бузы и закусив куском сайгачины, с трудом поднялся и, пьяно покачиваясь, пошагал к пароконке. Нукеры поспешно откинули холстину, и пьяные глаза хана налились кровью.
— О! Коварный! Хотевший называться братом! Мы заставим тебя, паршивый князь Иван, слизывать пыль с наших сапог!
— Повелите, светлый хан, своим туменам направить морды коней на Москву сразу же, как окончится пир, — вкрадчиво вплел свой совет Дивей-мурза в гневный восклик ханский. — Успех вам обеспечен. Вы, мой могущественный повелитель, переправитесь через Оку так быстро, что русские полки не успеют встать на вашем пути. Мы налетим стремительно и сделаем то, что сделали в свое время Мухаммед-Гирей и брат его Сагиб-Гирей, надолго подрубив крылья князьям Московским. Аллах благословит нас на священную войну против гяуров, и мы вашей крепкой рукой разрушим Москву, взяв большие богатства и захватив пленных. Князь Иван признает себя, мой повелитель, вашим рабом.
— Да будет так! Такова моя воля! Такова воля Аллаха!
Поход стремительный. Без тяжелого вооружения, даже без обоза. Да и караваны верблюдов и вьючных лошадей своей неторопливостью не станут мешать туменам, а пойдут позже войска лишь под небольшой охраной. В стремительности — успех.
Однако результаты налета могли быть совершенно иными, не окажи крымцам услуги предатели Русин и Тишков. Они, мстя за гибель братьев своих от руки Ивана Грозного, звали Девлет-Гирея захватить Серпухов, в котором сидит сам царь лишь со своим полком. Они также указали те переправы, которые охранялись малыми силами Сторожевого полка. Хан воспользовался полученными от перебежчиков данными, быстро переправился через Оку, но на Серпухов идти не решился, не имея с собой стенобитных орудий. Он, обойдя Серпухов, стремительно повел тумены на Москву.
Тут бы самому царю заступить путь ворогам: как-никак, а в его руках целый полк опричных ратников, они могут выстоять некоторое время, пока подтянутся основные силы, но царь не пошел на жертвенный шаг, он бежал в Александровскую слободу вместе со своим полком, но и там не задержался, а подался в Вологду, поближе к своей казне, к кораблям, которые там строились для него лично, чтобы в случае чего он мог бы уплыть в Англию.
Князь
Он был вполне уверен, что царь совсем скоро пришлет подкрепление, которое ударит крымцам в тыл и с флангов, до этого можно будет удерживать крымцев перед китаями, благо огненного боя вполне достаточно, зелья и дроба с избытком. Но если даже крымцам удастся прорваться через китаи, уличные бои окажутся явно не в их пользу.
Послал Иван Бельский гонца и к князю Михаилу Воротынскому с повелением спешить в Москву, рассчитывая, что и он приведет приличную рать, а ума у знатного воеводы достанет, чтобы ловко прошить крымцам бок их.
Вроде бы все верно продумано, не учтено только Иваном Бельским, что царь не подумает даже о посылке рати к Москве из опасения самому остаться без защиты. Он лишь послал одну тысячу из своего полка перекрыть дорогу на Сергиев Посад, и если крымцы прорвутся сквозь заслон, немедленно слать гонца с вестью об этом. Над тысяцким Грозный поставил воеводить еще Богдана Бельского. Точнее, для пригляду за тысяцким.
Еще не учел князь Иван Бельский того, что Михаил Воротынский просто не мог собрать крупную ратную силу, ибо сам он ездил от города к городу лишь с дюжиной путных слуг-дружинников. Оголять же Стародуб, Брянск, Серпейск, Воротынск, Одоев он не решится, не имея на то воли самого самодержца. Впрочем, Воротынский, понявший из рассказов гонца главного воеводы Окской рати то, что русская рать просто-напросто заперта в Москве, рискнул на самовольство: взял со всех городов по половине их гарнизонов, набрав тем самым до полка ратников, и спешным ходом двинулся на помощь осажденным, разбивая наголову разбойные отряды крымцев, попадавшиеся на пути.
Увы, как ни торопился Михаил Воротынский, он опоздал. С Москвой случилось страшное, и виной тому был еще один просчет Ивана Бельского, не принявшего во внимание, что не только Скородом, но и Белый город, и даже добрая половина Китай-города были деревянными: и что не менее существенно — у Девлет-Гирея появился умный и хитрый советник Дивей-мурза. Когда Девлет-Гирей уже собрался пустить на штурм китаев свои тумены, Дивей-мурза тут как тут со своим словом:
— Главный город гяуров, мой повелитель, ляжет под копыта вашего иноходца с очень малыми потерями, если вы пошлете две или три сртни сильноруких джигитов с огненными стрелами. Вам, мой хан, останется только смотреть из царского охотничьего дворца в Воробьеве, как гибнут в огне непослушные ваши рабы. Тогда, светлый хан, вы сможете послать многие тысячи карать огнем гяуров вправо и влево. Вокруг Москвы много богатых селений и городов. Особенно, говорят, Сергиев Посад, где собраны великие богатства всех русских церквей.
— Ты дал мне разумный совет.
Москва вскоре загорелась. Огненное зелье, в изобилии приготовленное для обороны города, начало взрываться, усиливая пожар, народ и ратники кинулись спасаться в Яузе, в Москве-реке, давили друг друга, а вскоре запрудили их своими телами. А крымцы в это время грабили Подмосковье, не встречая никакого сопротивления. Только потери: дороге, по которой спешил к Москве Воротынский, они попали в засады и погибли.
Не смогли враги прорваться и на дорогу к Лавре. Князь Владимир Воротынский и воевода Татев, оборонявшие участок на Таганском лугу против Крутил, попятились от наседающего на них тумена, но соединившись с опричниками, остановились намертво. И не только оборонялись под защитой Гуляй-города, но и наносили великий урон крымцам, смелыми вылазками охлаждая их пыл.