Белые мыши
Шрифт:
– А где Аманда?
– У нее приступ дурного настроения.
Луиза стоит в центре гостиной. Руки ее скрещены поверх эмблемы «Рамонес» – орла с девизом «Хей-хо, вперед!». Голые ноги подрагивают, дрожь сотрясает даже колени. Похоже, ей холодно. Хотя натоплено в квартире так, что дышать нечем.
До меня наконец доходит, что Луиза здесь одна. Я спрашиваю:
– Чья это квартира?
– Аманды, – говорит она и уточняет: – Принадлежит компании ее отца. Текстильной.
– Богатая и прекрасная. Выходит, твоим затруднениям конец.
Произношу это не без язвительности. В каких, собственно, отношениях состоит Луиза с Амандой, мне все еще неизвестно.
– Если бы.
Она, похоже, расстроена. В любом другом месте, в любое другое время она ринулась бы в контрнаступление и довела бы меня до слез. А сейчас плачет она.
Странноватый здесь запах, тяжкий, цветочный. Я с самого начала учуял его, в моем сознании он связывался с резными деревянными барельефами, как будто цветы вокруг камина могли наполнить воздух своим благоуханием. Но когда я, следуя за запахом, прохожу в спальню, он усиливается. Постель неубрана, покрывало валяется на полу. Пахнет из ванной. Толкаю дверь, и меня окатывает волна густого аромата. Осколки стекла в ванне – на сей раз это флакон со спреем. Марки духов я не узнаю, но дуновения их наплывают основными тонами – своего рода старая классика, словно пропитывающая воздух черно-белых фильмов. Мне приходится присесть на край ванны и сложить вместе несколько кусков стекла, чтобы прочитать название духов: «Первый номер», духи не старые, но редкие. Я их никогда не встречал и флакона прежде не видел. Спиртовая составляющая их въедается в оставшиеся на моих костяшках отпечатки зубов Этьена.
Луиза стоит в двери. Я подбираю кусочек стекла.
– Твои?
– Аманды – и духи, и разрушения. Я же сказала, у нее дурное настроение.
He уверен, что это правда: бить в ванне стекло – один из трюков Луизы.
В руке у нее бутылка граппы:
– Выпьешь?
– Да.
Я думал, она отдаст мне бутылку, однако Луиза выходит из ванной. Иду за ней. Она берет со стола в гостиной две увесистые стопочки, наливает каждому из нас по глотку.
– Будем здоровы.
– Будем здоровы, Луиза.
Опрокидываю в себя стопку. И, глубоко вздохнув, отчего спиртное лишь сильней обжигает горло, говорю:
– Не понимаю, что происходит. Ты с кем любовь-то крутишь, с Амандой или с Этьеном?
– С Этьеном? Только не с ним.
Звучит это так, словно Этьен для нее пустое место. Мне бы успокоиться, но я знаю, как умеет врать Луиза.
– Правда?
– После того как мои агенты от меня отказались, его полезно было иметь под рукой. Только и всего. Его иногда приглашают в такие места, куда мне хода нет, слышит разные вещи, мне неизвестные.
– И помогает тебе тянуть деньги из Осано.
– Нет. Мне стыдно, что я вообще на это пошла.
Она наливает себе еще и протягивает мне бутылку. Пока граппа сжигает мне глотку, я слышу, как сестра говорит:
– Хотя Осано такой проходимец.
Что верно, то верно.
– И Аманда действительно выступит в его показе, если ты попросишь?
– Конечно. Она хочет помочь мне. Фокус-то в том, что если она выступит, шоу заметят. Но при этом никто не заметит, что и я участвую в нем. Вот я и не знаю, просить мне ее или нет.
Ну что тут можно сказать? Сестра выглядит такой слабой и юной, хлюпает носом.
– Ах, Луиза, Луиза.
– Я попрошу ее ради тебя, малыш, – говорит она. – Тебе ведь это пойдет на пользу, правда? Если Аманда выступит в показе?
– Наверное.
Какая она все-таки грустная! Разводя руки, делаю шаг к ней, и сестра ныряет в мои объятья. Мы стоим, она рыдает мне в плечо, громче, громче, пока плач не достигает высшей точки и не начинает стихать. И тут, еще сквозь рыдания, она заявляет:
– У Осано такие убогие модели. Ты бы не уговорил его переделать их?
Я заливаюсь смехом. Луиза тоже.
– Хотелось бы, – соглашаюсь я.
– Мне надо лечь.
Да уж! Я и сам, того и гляди, свалюсь с ног.
– До Осано недалеко.
– Нет. Здесь, – говорит она. – И ты оставайся.
Она уходит в спальню, а я стою в замешательстве.
Приходится спросить:
– Здесь только одна спальня?
– Поспи сегодня со мной, Джейми. Как-нибудь разместимся.
Луиза уже лежит, так и не сняв футболки, в постели, подтягивает за уголок одеяло с пола, заворачивается. Пожалуй, мне лучше остаться. Потоптавшись на месте, закрываю дверь в гостиную, чтобы в спальню не лез свет от камина и настольных ламп. Граппа выжгла оставшийся на моих зубах налет от сигарет. Зубная щетка мне не нужна, ничего не нужно, и никаких неотложных дел у меня нет. Сбрасываю в темноте пиджак и брюки, проскальзываю в постель, к Луизе. Ее трясет и под одеялом, она прижимается ко мне, чтобы согреться. Подушки чуть отдают разлитыми в ванной духами, а может быть, если это не их аромат пропитал все вокруг, и Амандой.
Спустя какое-то время, когда я, прислушавшись к ее дыханию, решаю, что Луиза заснула, она вдруг говорит:
– Это корабль.
– Нет, не корабль.
– Корабль, а одеяло – его паруса.
– Не смешно, Луиза.
– Жемчужинки в устричных раковинах.
– Только не я, Луиза.
– Ты, ты. Я тебя чувствую. Вставь его в меня.
Еще бы ей не чувствовать: головка уже протиснулась сквозь ширинку моих трусов. Луиза приникает к ней, мягкий зад ее словно тает, пока она ласково жмет, жмет. Ткань трусов сначала подается, потом натягивается, соскальзывая, сворачиваясь жгутом; артерии под кожей сдавлены страхом.
– Мы не можем, Луиза.
– Ш-ш-ш, малыш. Ты уже во мне.
Всего на миллиметр, даже меньше. Но тут Луиза расслабляет мышцы, и я погружаюсь в нее целиком. Кажется, будто мы снова в нашей судовой койке и теперь поднимаем волны. Луиза раскачивается, волны переливаются с ее кожи на мою. И скоро они уже движутся сами. Нам ничего не приходится делать, нужно лишь не мешать им скользить в жарком трепете сквозь нас. Вода отдает духами, солью, скатывается по спине сестры, выплескиваясь мне на грудь, – колеблющаяся заводь, в которой руки мои, вцепившиеся в сестру, становятся скользкими. Живот ее содрогается под моими прикосновениями, новые волны сносят мои ладони к ее груди и вниз, к водовороту пупка. Движение разделяет нас и тут же соединяет вновь. Луиза седлает меня. Эта твердая штука меж нами больше уже не пенис, но то, что держит нас вместе, то, что Луизе необходимо как можно полнее ощутить в себе. Держа Луизу за ягодицы, я чувствую, как напрягаются ее мышцы, как наполняются мои ладони ее плотью, прежде чем, набравшись энергии, она снова подается вперед.