Белые ночи с Херувимом
Шрифт:
Мысли мои прервал телефонный звонок. Звонила Милка из кафе.
– Слушай, Люська пропала, – озабоченно говорила она. – Как ушла с вечера на свидание, так и не появлялась.
– Какая Люська?
Я тут же вспомнила свои приключения в ангаре с крадеными телевизорами и дуреху Люську, которую я пристроила к Милке мыть посуду. Милка, кстати, на Люсьену нарадоваться не могла – и аккуратная, и работящая, и честная. Хорошая, в общем, девка. Милка ей даже ночевать разрешила в подсобке, пока суд да дело.
И вот познакомилась Люська с парнем, прямо здесь, в кафе. Он на себя кофе пролил,
– Ой, ну что такое творится! – встрепенулась я. – Слушай, сейчас я буду! Может, помогу чем в поисках… Дядя Вася, тут меня высадите, я дворами добегу!
В кафе я застала страшно злую Милку и красную от смущения Люську.
– Явилась, не запылилась! – ругалась Милка. – Ты только посмотри на нее, Василиса! Шлялась где-то всю ночь, и как ни в чем не бывало!
– Ладно, хорошо хоть живая… – примирительно сказала я. – Что случилось, Люсьена?
– Ничего… – Люська шмыгнула носом. – Валик меня домой пригласил… у него день рождения был…
– И что? – наступала Милка. – Спала с ним? На первом свидании?
– И ничего не спала, – надулась Люська. – Там гости были, ребята… музыка…
– Пила много? – деловито осведомилась Милка.
– Нет…
Далее выяснилось, что все было, в общем, пристойно – ну, выпивали, конечно, ребята, курили, но никаких наркотиков. Разошлись поздно, а поскольку живет Валик в несусветной дали, Люська побоялась ехать ночью, да и денег на машину у нее нету. В общем, пока Валик и еще там одна парочка дрыхли, Люська встала в шесть часов и занялась уборкой. И когда поздним утром приехала Валикова мама с дачи, квартира блестела.
Мама, настроившаяся увидеть в квартире полное свинство, была приятно поражена. Она прослезилась, поцеловала Люську и подарила ей бусы. Бусы были дешевенькие, пластмассовые, но не зря говорится: мне не дорог твой подарок, дорога твоя любовь.
В общем, инцидент был исчерпан, и я отправилась поприветствовать своих капитанов, что пили кофе в уголке.
Леша Творогов, как обычно, сидел мрачнее тучи. Со мной он еле поздоровался и уставился в свою чашку, как будто увидел на ее дне что-то важное – к примеру, приказ о присвоении ему очередного звания.
– Что это с ним? – спросила я Бахчиняна.
– А, не обращай внимания, Вася-джан! Ты же знаешь, как Леша за дело переживает. Когда расследование не идет – прямо кушать не может. А тут у нас главный свидетель по делу об ограблении в овощ превратился, вот он и расстраивается…
– В овощ? В какой овощ? – поинтересовалась я исключительно для поддержания разговора.
– Ну, я не знаю… в баклажан или в кабачок… Тут, кстати, на Четвертой линии новый ресторанчик открылся, там так готовят баклажаны с орехами – пальчики оближешь! Почти как моя мама!
Ашот мечтательно зажмурился, затем спохватился:
– Так вот, был человек как человек, Гоша Иванов, почти что наш коллега, охранник, а теперь лежит, глазами хлопает, ничего не помнит…
– Гоша Иванов? Охранник? – на этот раз переспросила я с живейшим интересом, вспомнив свои приключения в аэропорту. – А где он работал?
– Да понимаешь, раньше он работал в приличном месте, на спецтерминале аэропорта, да что-то там напортачил, и его выгнали…
– Ничего себе! – выпалила я. – Вот это совпадение!
– Ты что – знаешь его? – заинтересовался Ашот.
– Ну, не то чтобы знаю… – заюлила я.
Не рассказывать же им о моих похождениях на том терминале! Все же я там действовала не совсем законными методами… Про Гошу Иванова я все придумала, лично с ним незнакома.
Чтобы отвлечь внимание Ашота от своей оплошности, я спросила:
– Так что там с ним случилось, с этим Гошей?
– Да вот, когда его уволили из аэропорта, видно, написали очень плохую характеристику, и его никуда не брали, ни в одно приличное место.
«А ты не будь идиотом!» – вспомнила я слова Карины.
– В конце концов устроился Гоша охранником в обычный продуктовый магазин. И в тот же день, как он вышел на работу, точнее, в ту же ночь, этот магазин ограбили. Наш Гоша попытался остановить грабителей, но ему приложили по лбу дверцей холодильника. От этого удара он потерял сознание, в бесчувственном состоянии его доставили в больницу. А он у нас – единственный свидетель, видел этих грабителей в лицо, может дать их приметы, так что мы с Никитичем отправились в эту больницу, чтобы с ним поговорить. Нас к нему и пускать не хотели, но ты Алексея знаешь – если ему что-то нужно, он своего добьется, любую стену прошибет!
– Ага, – поддакнула я, – ему легче уступить, чем отказать…
– Это ты что имеешь в виду? – проснулся вдруг Творогов.
– Ничего, проехали! – отмахнулась я. – Занимайся своим делом! Так что там с этим Гошей?
– В общем, пробились мы к нему в палату – а толку никакого. Лежит наш свидетель, смотрит в потолок и пускает слюни…
Я пригорюнилась: хоть я никогда в жизни не встречала бывшего охранника, а все равно жалко!
А Бахчинян продолжал:
– Мы там с доктором поговорили, так он прямо сказал, что шансов немного. Мозг, Вася-джан, – очень тонкое устройство…
– Это у кого как, – пробормотала я и покосилась на Творогова. – У некоторых там всего две извилины, а кое у кого – вообще сплошная кость!..
Ашот мою реплику не заметил или сделал вид, что не заметил. Он продолжал:
– Вот этому Гоше всего-то дверцей по лбу влепили, а он совсем в осадок выпал, а рядом с ним лежит человек, который буквально с того света вернулся.
– С того света не возвращаются, – выдала я философскую сентенцию.
– Это кто как, кому как повезет! Нашли его два месяца назад на стройке, в котловане, который собирались заливать бетоном, думали – труп. Хорошо, на месте оказался студент-медик, прослушал слабый пульс, вызвал «Скорую». Отвезли в больницу. Оказалось тяжелое черепно-мозговое ранение, да еще огнестрел. Про это даже в газете заметка была, в разделе «Криминальная хроника». Так можешь себе представить – он недавно пришел в себя, и память к нему понемногу возвращается!