Белые пятна Второй мировой
Шрифт:
Нет другого человека, которому Франция была бы больше обязана вхождением в круг держав-победительниц, кроме генерала Шарля де Голля и той твердой политической линии, которой он придерживался. Роль Сталина была, безусловно, велика, но и советский вождь не слишком высоко оценивал вклад Франции в победу.
В 1944 году де Голль приехал в СССР, чтобы подписать от имени Франции соглашение о дружбе и сотрудничестве. Разумеется, Сталин стремился извлечь из этого визита наибольшую выгоду, в том числе и в решении польского вопроса. Надо сказать, что у де Голля и Сталина имелись общие воспоминания о Польше: в 1920 году они оба находились там по разные стороны баррикад. Француз был советником генерала, консультировавшего польскую
Сталин считал, что в сложившейся ситуации французскому генералу не остается ничего другого, как удовлетворить пожелания советской стороны, – уж слишком очевидным было соотношение сил. Поскольку между двумя войнами Франция была союзницей Польши, глава советского государства хотел, чтобы французы признали промосковский «Люблинский комитет». Это подорвало бы позиции лондонского эмигрантского правительства, с которым Франция продолжала поддерживать отношения. Однако де Голль практически не пошел на уступки: он согласился лишь на то, чтобы послать в Люблин комиссию по репатриации французских граждан и военнопленных во главе с Кристианом Фуше. Большего Сталин от него не получил.
В то же время де Голлю ясно дали понять, что, если Франция будет вести себя без должного понимания общих интересов, ей придется присоединиться к советскому договору с Великобританией. Для будущего президента Пятой республики это, конечно, было абсолютно неприемлемо. Тем не менее Сталин должен был решить: отправить де Голля без договора или все-таки подписать его. Во время переговоров произошел примечательный случай: ночью Сталин повел де Голля в кинозал смотреть трофейный фильм. Вдруг генерал встал в темноте со своего места и сказал: «Маршал, благодарю вас за гостеприимство, я поехал». Советский лидер несколько опешил, так как к подобным манерам в отношении себя не привык, поэтому велел Молотову вернуть француза, что тот и сделал. После, на заключительном ужине, Сталин произнес тост: «Я ценю людей, которые умеют сопротивляться». Из его уст такие слова можно было услышать не о каждом.
В конечном счете советский вождь пришел к выводу, что в интересах СССР будет не загонять Францию в угол, а встроить ее в баланс сил державой-победительницей, на равных с Великобританией и США, – несмотря на то что его расчет по польским делам не оправдался.
Верно ли, что для Сталина де Голль был той фигурой, через которую он играл против своих «друзей» по коалиции англо-американцев, понимая, что француз не третий человек на той стороне и что генерал во многом сделал ставку на лидера СССР, чтобы ввести Францию в так называемый клуб победителей? Во многом это так и есть, хотя Сталин так и не смог простить французам капитуляцию, разрушившую весь его внешнеполитический прогноз в 1940 году. Но почему в таком случае посадить де Голля за стол победителей согласились Черчилль и Рузвельт? Каков был их расчет?
Освобожденная от гитлеровской оккупации Европа была крайне нестабильна, в ней возросло влияние левых сил, в том числе и коммунистов. Это происходило не только на востоке Европы, где располагалась советская армия, но и во Франции и Италии, где компартии были тогда ведущими по числу голосов. Для того чтобы стать признанным лидером движения Сопротивления, де Голль пошел на то, чтобы включить в лондонский комитет «Сражающаяся Франция» (к тому времени выполнявший функции правительства Французской республики) двух коммунистов. С его стороны это был грамотный политический шаг, который в дальнейшем себя оправдал.
У коммунистов же сложилось плохое отношение к генералу, на которого они всячески жаловались советскому послу. Однако тот факт, что Сталин попросил де Голля амнистировать лидера французских коммунистов Мориса Тореза, проведшего
Через движение Сопротивления Шарль де Голль фактически сумел воссоздать французское государство, которое было низведено до придатка германской оккупационной администрации в Виши. Кроме того, в процессе воссоздания государства де Голль опирался на французскую Африку. Однако не стоит забывать, что колониальная администрация долгое время находилась в Виши, в руках маршала Петена, так что де Голлю пришлось приложить массу усилий, чтобы переманить французские колонии на свою сторону. Вплоть до Индокитая в их администрациях было слишком много «вишистов». В 1944 году в Браззавиле генерал произнес очень важную речь, в которой сделал намек на возможность реформирования империи и замены ее более равноправной ассоциацией.
Империя в планах де Голля и в его деятельности сыграла большую роль. Безусловно, вес Франции в глазах ее западных союзников, Великобритании и США, во многом подкреплялся статусом мировой империи. Проблемой, чрезвычайно беспокоившей Черчилля в начале войны, оставалась судьба французского флота – английский премьер-министр боялся, что флот попадет в руки немцев (что было опасно для Англии). Более того, Черчилль предлагал французам увести флот подальше, но это не было сделано, и в результате в июле 1940 года британцы потопили французские корабли, дабы те не достались немцам. Для де Голля, который к тому моменту уже находился в Лондоне, случившееся стало катастрофой.
В 1945 году была предпринята попытка германского контрнаступления в Арденнах, и французы активизировались на советско-германском фронте, чтобы облегчить положение союзников. Дуайт Эйзенхауэр, командовавший союзными войсками, решил в тактических целях отступить от Страсбурга, который уже был освобожден, на что де Голль решительно возразил: «Нет, этого не будет». Генерал насмерть стоял за то, чтобы Страсбург был спасен.
Известна нелюбовь де Голля к Америке. Чем она была вызвана? Была ли она в большей степени связана с тем, что Рузвельт не ценил французского генерала и не видел Францию в числе великих держав? Или это был его природный антиамериканизм?
С одной стороны, де Голль прекрасно понимал, что планы Людовика XIV, Наполеона Бонапарта или Жоржа Клемансо сделать Европу французской вотчиной были изначально неосуществимы. Тем не менее он хотел видеть Францию противовесом США, страной, играющей лидирующую роль в европейском центре сил. Это было важнейшим элементом мировоззрения француза и его анализа ситуации в мире. Шарль де Голль всегда был убежден, что режимы приходят и уходят, а нации остаются. Он считал, что есть США, есть Россия, есть Китай и есть Европа. Если после катастрофы двух мировых войн одной Франции вряд ли под силу будет претендовать на самостоятельную роль в мире при решении глобальных вопросов, то при опоре на единую Европу это вполне возможно. Можно сказать, что антиамериканизм де Голля был геополитическим.
Однако преувеличивать антиамериканизм де Голля и французов в целом все-таки не стоит. Можно вспомнить множество событий в истории, когда французы и американцы были вместе. Так, во всех решающих эпизодах холодной войны де Голль проявил себя как верный сторонник союза с Соединенными Штатами – и по «Берлинскому вопросу», и во время Карибского кризиса, когда он совершенно твердо и публично поддержал Кеннеди и США. Французский генерал исходил из того, что американцы на заключительном этапе обеих мировых войн вступали в бой на стороне Франции, и, соответственно, возлагал ответственность за безопасность Франции и Европы в целом перед лицом нацизма, гитлеровской Германии и Советского Союза на мощные США.