Белые тени
Шрифт:
— Алексей Алексеевич! Можно вас проводить?
— Разумеется, Аркаша! Почему ты бросил свою прелестную даму?
— Заметили? Хороша! Но, как поется в песне: «Там, где глупость божественна, — ум ничто!» Она дочь терского атамана. Увязалась со мной на съезд. Усадил сейчас ее в такси и отправил домой. Упиралась! Не хочу, дескать, еще рано!
— Что же Вонсяцкий?..
— И это углядели? Пока я выходил, он успел с ней познакомиться. В ресторан потом нас приглашал. Ха-ха-ха! Я бываю у нее в доме примерно раз в месяц. Атаман и его супруга ко мне благоволят, а люди они интересные, во многом осведомленные, и общество у них собирается хоть и пестрое, но любопытное. Я узнал
— Интересно. Зайдем куда-нибудь и, кстати, поужинаем, — предложил Хованский.
Аркаша тотчас поднял руку проезжавшему такси.
— Алло!
Подхватив своей могучей рукой Алексея, направился к машине.
— Вы рыбу любите? Стерлядку? — весело спрашивал уже в машине Попов.
— Я не знал, что ты гурман! — улыбался и Алексей.
— Не пью, не курю, умеренно ем, много работаю, читаю, учусь и без конца, уже по привычке, тренирую свое тело, не знаю и сам для чего. Наверно, из тщеславия, — шутя похвалялся Аркадий.
Такси быстро спустилось по кривым улицам и подкатило к речному вокзалу. Они вышли и направились вдоль причала в сторону чернеющего вдали железнодорожного моста. Светила полная луна, слева темнела Сава, впереди серебром отливал могучий спокойный Дунай, справа чернела гора, казалось, нависая над вытянувшимися в длинный ряд железными амбарами, освещенными тусклыми фонарями. На полу стояли лебедки, высились кучи брикета, каких-то тюков, валялись железины, доски, пустые ящики. Кругом было тихо и пустынно.
— Ты куда меня, Аркаша, завел? Мы ноги поломаем, — ухмыльнулся в темноте Хованский.
— Еще сотню шагов. Знаете, Алексей Алексеевич, а у меня для вас сюрприз. Настоящий!
— Что еще выдумал? — останавливаясь, спросил Алексей. — Ну, выкладывай сначала все!
— Нет, мне важно, чтобы вы все оценили без моего «предисловия». А насчет себя не беспокойтесь, здесь свои люди и моя девушка, Драгутина дочка. — Аркаша снова подхватил его под руку.
Вскоре на пригорке среди купы деревьев замелькали огоньки небольшого ресторанчика «Якорь». Они вошли в уютный садик, где стояло несколько мраморных столиков. Над ними свисали подвешенные к деревьям разноцветные фонарики. Посреди сада была танцевальная площадка.
Аркаша на ходу говорил, что сюда полакомиться далматинской кухней под глоток доброго далматинского вина приезжают белградские гурманы.
Аркадий был здесь частым и желанным гостем. Столкнула его судьба со старым знакомым кафанщиком Драгутиным и с его дочерью Зорой в Далмации года два тому назад при весьма драматических обстоятельствах.
Засидевшись однажды допоздна у друзей, он, тогда еще недавно произведенный подпоручик, возвращался по пустынным улицам города. И вдруг до его уха донесся слабый, сдавленный женский крик о помощи. Не раздумывая ни минуты, он кинулся в темную подворотню, вбежал во двор и при свете тусклого фонаря увидел, как двое здоровенных парней держат за руки девушку, почти девчонку, а третий, насильно открыв ей рот, пытается влить ей в горло водку. Первые двое, как сразу понял Аркадий, были бродяги, факины, как их называли в Далмации, третий, молодой, с иголочки одетый человек, наверняка принадлежал к высшему сословию или золотой молодежи. Аркадий кинулся вперед. Все кончилось очень быстро, так быстро, что Аркадий даже посмотрел по сторонам, не надо ли хватить еще кого-нибудь, потом поглядел на свои окровавленные белые перчатки, и в этот момент девушка
— Не бойтесь, куда вас провести? Где вы живете?
— За углом кафана «У островитянина», газда там мой отец, — пролепетала она. — Ой, что это со мной, голова... — Она схватила его за рукав и стала медленно клониться долу. Аркадий бережно взял ее на руки и понес к «Островитянину». По дороге она пришла в себя, Аркадий это почувствовал, но глаза не открыла, а только обняла его одной рукой за шею, доверчиво, как ребенок отца. На пороге кафаны их встретил перепуганный Драгутин и обалдело посмотрел сначала на Аркадия, а потом на дочь.
— Драгутин? — удивленно спросил Попов, пожимая руку кафанщику, — в целости и сохранности принес твою дочь.
— Какая встреча! — произнес Драгутин. — А я вот сюда переехал из Билечи. Что случилось? — Он кинулся вызывать полицию.
Полицейский писарь, завсегдатай «Островитянина», с двумя жандармами и собакой побежали сразу же по горячим следам за преступниками. Взяты они были там же, во дворе, и отведены в довольно плачевном состоянии в участок, а оттуда в тюремную больницу.
Дня через два Аркадия вызвал к себе адмирал.
— Ты что там натворил? Прокурор на тебя жалуется. Изувечил троих каким-то тяжелым предметом.
— Вот этим! — И Аркадий показал кулак и сбитые пальцы. И рассказал все как было.
— Я так прокурору и сказал: «Зачем ему тяжелый предмет? У него удар сто килограммов». И все-таки перестарался, советую со своими кулаками обращаться осторожней. Неровен час кого убьешь! Говорят, ты одному своротил скулу, порвал какие-то связки, выбил зубы, другому сломал три ребра, но на этих наплевать, это отпетые бандиты, беда с третьим, сыном богатого торговца, ему ты проломил нос, искалечил, можно сказать, на всю жизнь, и отец грозит подать в суд. Через три дня, как тебе известно, «Галеб» выходит в кругосветное плавание. Я зачислил тебя младшим помощником капитана. Уезжай отсюда поскорее.
— Большое спасибо! — сказал Аркадий.
— А девушка твоя тоже в больнице, у нее нервный шок. — Да ты чего переполошился? Понравилась? Выбрось ее из головы, тебе она не пара, — сказал адмирал. У него была дочь на выданье, и Аркадий знал, что он ей нравится.
Перед отплытием Аркадий с букетом белых роз забежал «на минуточку» посетить больную и просидел добрых три часа.
Так Аркадий влюбился. Да и как было не влюбиться, когда она встретила его, вся зардевшись, с сияющими от счастья глазами-звездами и долго не отпускала его руку, и ее пальчики чуть дрожали в его огромной ладони, а он все боялся, как бы не сдавить их по привычке вместо литого мяча, не сделать ей больно.
На другой день он ушел в кругосветное плавание, потом начались маневры, а после маневров, когда Аркадий зашел к «Островитянину», оказалось, что Зорица учится в закрытом пансионате в другом городе, где живут ее тетки. И образ красивой далматки стал блекнуть в его памяти. Вскоре его часть была передислоцирована в Земун, и все-таки он посылал на праздники поздравления и получал старательно написанные нетвердой девичьей рукой ответы.
Так миновало почти два года. И вдруг пришло длинное письмо. Отец Зорицы, Драгутин, пространно писал о том, что выпущенные из тюрьмы хулиганы подожгли его дом, и, не будь страховки, он остался бы нищим. Что проклятые насильники клянутся «позабавиться еще с девчонкой и разделаться с офицером». Что он с дочерью намеревается уехать в Сербию, может быть, даже в Белград. Потом шла приписка от Зорицы, в которой последняя фраза была тщательно вымарана.