Белые тени
Шрифт:
Аркадия это письмо взволновало необычайно. Он хотел даже отпроситься у начальства и поехать узнать подробности и, может быть, помочь, но ответа на телеграмму не получил. Оставалось одно — ждать.
Прошло три месяца. И вот однажды в газете его внимание привлекла реклама. В ней господа офицеры приглашались посетить новооткрывшийся ресторан «Якорь», расположенный неподалеку от их соединения, и отведать отличную далматинскую кухню и доброе вино с Корчулы.
У Аркадия екнуло сердце, и он тотчас после занятий отправился разыскивать «Якорь». И вскоре с сильно бьющимся
— Мне нужна ваша молодая хозяйка... — начал прерывающимся от волнения голосом Аркадий.
— Госпожа Зора! Вас тут господин офицер спрашивает, — крикнул кельнер, приоткрыв дверь, ведущую, видимо, в мансарду. И в тот же миг дробно застучали по лестнице каблучки.
«Она». Прежде всего он увидел ее глаза, широко открытые, таящие в себе страх и надежду, и вдруг из них брызнула всепобеждающая радость. Лицо чуть побледнело, осветилось улыбкой, потом дрогнули уголки губ, в глазах сверкнули слезы, она остановилась и схватилась рукой за стойку, чтобы не упасть.
Такова была их встреча летом 1938-го. И с тех пор они часто были вместе. Жениться согласно уставу он еще не мог, да и в будущем вряд ли ему разрешили бы жениться на дочери кафанщика. И хотя Драгутин ворчал на дочь и без конца твердил ей: «Пойми, детка, не дозволят ему жениться на тебе, ты ему не пара!» — Зорица в ответ только весело смеялась. Ей важно было другое: любит или нет, а он любил!
...Когда Алексей и Аркадий подошли к ресторану, дверь была уже на запоре. В зале шла уборка.
— Кого бог несет? — обернувшись на стук, спросил кафанщик.
— Это я, — сказал Аркадий.
Дверь отворилась, и они вошли.
— Доченька! Твой сокол пришел! — крикнул Драгутин, отворяя дверь. — Да ну тебя, чуть с ног не сбила, и как только услышала, — и ласково шлепнул девушку, которая ласточкой кинулась на шею Аркадию. — Извините, вроде взрослая девка, — обратился кафанщик к стоящему чуть в стороне Алексею, — а такая сумасшедшая уродилась, вся в покойную мать. Тоже, царство ей небесное, бедовая была... Здравствуйте, давненько не захаживали. Рад. А у нас новость...
В это время Аркадий подвел девушку к Алексею и с гордой, счастливой улыбкой сказал:
— Алексей Алексеевич пришел посмотреть на тебя. Стоит ли брать тебя замуж или нет?
Зорица постояла какую-то секунду потупившись, потом вдруг порывисто обняла Алексея, поцеловала в щеку и, пытливо глядя ему прямо в глаза, сказала:
— Вы добрый наш друг... запомнила вас еще с детства, когда вы приходили к отцу в караван-сарай из Билечи, и здесь тоже...
— Здесь? — удивился Алексей.
— Отец запрещает мне спускаться в зал. Потому... Но я вас узнала. — И, покраснев, повернулась к Аркадию, а тот улыбался во весь рот, показывая свои крепкие и белые как кипень зубы.
— А сейчас сюрприз! — он подмигнул Драгутину. — А где же ваш гость?
— Ого-го! Чика Васо! — крикнул кафанщпк, повернувшись к лестнице, которая вела на второй этаж. — Спускайся! Погляди, кого
Стуча железным наконечником трости по деревянным ступеням, медленно сходил высокий, чуть-чуть ссутулившийся старик в черногорской одежде, широко улыбаясь и приветствуя рукой.
— Светог ми Василия! Алекса! Дорогой друг! — Чика Васо крепко обнял Алексея.
За эти годы они виделись лишь раз. Черногорец, казалось, не менялся. Тот же пронзительный взгляд черных молодых глаз, та же улыбка с хитринкой, только волосы совсем поседели да голос стал чуть глуше.
За столом, когда после беспорядочных вопросов завязалась беседа о прошлых днях, вспомнили Билечу, Кучерова.
— Ни за что не угадаете, товарищ Алекса, — сказал Хранич, — кого я встретил в Требинье. Скачкова! Нахал, подошел ко мне и говорит: «Здравствуйте, приехал поглядеть на место своего позора и рассчитаться кое с кем...» А я ему: «Иди ты к чертовой матери, сволочь поганая, какого человека убил!» Тогда он поднял руки и как-то жалобно заскулил: «Эти руки убили, но не эта голова!» — и хвать себя по лбу кулаком. И глаза вытаращил, страшные, сумасшедшие, и пена даже на губах выступила... Весь облезлый какой-то...
— Что говорить, тюрьма человека не красит. Ни тела, ни души. Попадись сейчас ему Берендс или бывшая жена, несдобровать им. Недаром в Германию уехали, — заметил Драгутин, подливая в стакан чика Васо вина.
— Приехали они! — не выдержал Аркадий, поглядев вопросительно на Алексея.
— О них речь еще впереди. Разговор будет долгим, — заметил Алексей.
Просидели они допоздна и о чем только не говорили.
Когда спустя четверть часа Карл Краус покидал Русский дом, к нему во дворе подскочил тот самый молодой человек, который приказал ему встать во время «исполнения гимна» и влепил пощечину. Рослый Краус хотел было ответить на удар ударом, но ловкий молодой человек обрушил на него град оплеух, и «истинный ариец» пустился в бегство.
Следивший за Краусом согласно записке Хованского Зимовнов в тот же вечер рассказал, что побитый Краус сразу же отправился на улицу Добрачину, 32, в собственный дом начальника полиции Драгомира Йовановича.
А на другой день в Русском доме часов в двенадцать дня Чегодова разыскал испуганный швейцар и сказал, что его требует немедленно к телефону начальник полиции.
— Слушайте, Чегодов, я не допущу такого безобразия! Это черт знает что такое! Как смеют ваши люди избивать уважаемых граждан, к тому же они ваши гости! — орал во все горло Йованович.
— Извините, господин министр, — Чегодов знал, что Йованович любит, когда его величают «господин министр», — этого человека мы не знаем, в гости его не приглашали, он оскорбил члена нашего союза, и тот ответил на оскорбление...
— Я требую немедленно закрыть ваше сборище, так Георгиевскому и передайте! — задыхаясь от бешенства, хрипел Йованович.
— Но союз тут ни при чем!
— Через два часа я пошлю отряд полиции! И тогда пеняйте на себя! А ваш хулиган Буйницкий Николай Иеронимович пусть немедленно явится ко мне.