Белые тени
Шрифт:
— Вы сошли с ума!
— В качестве режиссера, только режиссера! А когда будет все кончено, мы с вами поедем к нему на квартиру...
— Ни за что! Ни за что! Не могу, не могу, не могу! — истерически закричала Ирен, и в ее глазах стоял ужас. — Какой кошмар! — И она разрыдалась.
После жаркого лета и теплой осени сезон дождей в 1939 году затянулся. Реки взбухли, заливая тысячи гектаров, Сава поднялась до восьмиметрового уровня, а Дунай перешагнул десять. Свирепая кошава срывала с домов крыши, валила деревья и телеграфные столбы и пронизывала холодом все живое до костей. В Белграде было неуютно и промозгло.
После съезда «нацмальчиков» Алексей каждую субботу бывал в салоне Берендсов и
После удавшейся выемки Алексей понимал, что опасность придвинулась и подстерегает его, где-то таится. Учитывая и то, что Берендса интересует его окружение и его связи, приходилось проявлять максимальную осторожность, особенно когда ходил на встречу с Иваном Абросимовичем. Усложнялась и работа с новыми группами людей. Научить их «властвовать собой», уметь сосредоточиваться на одном, запоминать нужное и отбрасывать шелуху, отгонять от себя сон и засыпать по желанию, смешиваться с толпой или в ней выделяться, распоряжаться психическими и физическими взлетами своего организма.
Надо было обезопасить встречи с людьми таким образом, чтобы они оставались вне подозрения в случае слежки. С другой стороны, ввиду активизации «Закрытого сектора НТСНП» и перевода его в Румынию следовало обратить пристальное внимание на исчезающих под предлогом отпуска, болезни, переезда и т. п. лиц из поля зрения. Приходилось на случай ухода в подполье раздобывать документы, разрабатывать правдивые легенды, давать клички, обусловливать пароли и, наконец, налаживать бесперебойную связь с Центром.
Напряженная работа велась и по оценке поступающих, зачастую противоречивых, сведений. Кроме того, надо было ходить на службу, в гости, вести светский образ жизни. Недаром говорится, что разведчик должен работать сорок восемь часов в сутки. Алексей на это не жаловался, беспокоило другое: неблагополучно было у Хозяина, провалился, как он сказал, «наш хороший человек». И теперь окно на третьем этаже все чаще остается темным, его, Алексея, «окно на родину». Трудно Ивану Абросимовичу.
Ноябрь 1939 года перевалил за половину. Преодолевая томившее его с утра тяжелое чувство, Алексей тотчас после работы уехал на конспиративную квартиру и занялся прослушиванием магнитофонных лент. Наконец, замаскировав тайник и попрощавшись с хозяевами, он вышел на улицу и поспешил к стоявшему в ожидании встречного трамваю. Надо было доехать до центра, пересесть на «двойку» и прийти вовремя на встречу с Аркадием Поповым в ресторанчик «Якорь».
На причалах не видно ни души. Моросил мелкий, как из пульверизатора, унылый дождик. Редкие, подслеповатые фонари, не в силах побороть мрак, бросали тусклые полосы желтого света всего на несколько метров.
Подняв ворот плаща, Алексей двинулся вперед, в темноту, словно нырнул в бездну. Идти по булыжной мостовой было трудно. «Жаль, не взял фонарик!» — подумал Алексей, налетев на туго натянутые швартовые разгруженной баржи, черный контур которой виднелся шагах в двадцати-тридцати и почти сливался с окутывающим землю мраком. Оттуда же неслось какое-то чмоканье, шипение, слышался плеск, словно какое-то огромное чудовище с силой всасывало
— Спичек не найдется? — раздался пропитой, блеющий голос.
«Конечно, не один, — молнией пронеслось в мозгу, — надо бежать, где-то тут груда железного лома...» Он бросился в сторону и в тот же миг почувствовал сильный толчок в спину и понял, что летит в воду. Гнев и страх охватили Алексея, и он тут же ощутил сильную боль в плече. «Вовремя отклонился! — подумал он, — хотели оглушить! Кто? Конечно, молодчики Берендса!» И погрузился с головой. Когда он вынырнул, баржа, точно какое-то голодное, посаженное на цепь чудовище, высоко задрав тупое рыло, уже поджидала его в нескольких метрах. Течение вздувшейся реки, увеличиваясь с каждым мгновением, стремительно несло его в пасть. Только тут он до конца осознал всю опасность быть затянутым под баржу и поплыл изо всех сил в сторону, но было поздно. Его завертело и, казалось, чьи-то сильные руки потащили вниз. Он успел лишь набрать полные легкие воздуха.
Алексей был опытным пловцом и понимал, что выплыть из-под баржи в плаще, в ботинках, в зимнем костюме, да еще в ледяной воде, почти невозможно. Ужас был в том, что, попав под плоское дно, он окажется в мертвой зоне, а его уже не несло стремительно вперед, а под страшным давлением медленно волочило под дном баржи, чтобы потом выбросить утопленником.
Давление воды было так велико, что Алексею показалось, будто у него лопаются барабанные перепонки и он не может шевельнуть пальцем. Жить оставалось около минуты. Скоро, скоро сдаст воля, он не выдержит и глотнет воды, тогда все будет кончено. Плыть вдоль баржи нечего и думать. Первая и вторая его попытки выбраться наверх сбоку ни к чему не привели. Он хватался за скользкий, покрытый мохом борт, его снова затягивало под днище. На третью попытку не хватало сил и воздуха. Мучительно хотелось вздохнуть, в голове стоял туман, и какой-то другой Хованский все настойчивей и властнее требовал: «Брось! Все кончено, зачем себя дальше истязать!» Но упрямая тренированная воля помогла превозмочь себя, и, почти теряя сознание, он схватился рукою за борт, и вдруг пальцы, нащупав болт, вцепились в него. Рывок — и он наверху. Легкие наполнились воздухом. До чего хорошо дышать!
Опасность, кажется, уже позади. Сердце ликует. Не рано ли? Он окоченел, вот-вот ноги сведет судорога. Проходит минута, растянувшаяся в бесконечность, и непослушные руки хватаются за железное кольцо, вделанное в каменную стену мола. Уровень воды в Саве высокий, но до края бетонной стены около метра, и у Алексея нет сил преодолеть этот рубеж. После нескольких жалких и безуспешных попыток пальцы выпускают кольцо. Алексей, подхваченный течением, не помнил, как проплыл, хлебая воду, еще метров пятьдесят, не видел, что мол кончился, не слышал звука собственного голоса, призывающего о помощи. Сознание вернулось к нему, когда ноги почувствовали под собой твердое дно. Его несло мимо отмели. Сделав нечеловеческое усилие, он рванулся к берегу. Река, казалось, не хотела расставаться со своей жертвой, и течение тянуло его назад. Но Алексей выбрался из воды и совсем уже обессиленный свалился у дороги, на повороте, откуда приветливо светили огни «Якоря».
Его мутило, перед глазами плыли желтые и оранжевые круги, он лежал пластом на животе, и все его усилия были направлены к тому, чтоб не лишиться сознания и выбросить из легких воду.
Потом до его слуха донесся топот бегущих ног. «Они! — пронзила мозг тревожная мысль. — Поняли, что я выплыл. Надо спрятаться в кустах, скорей уползти, чтобы не заметили!» И ему казалось, будто он ползет, ползет долго и проваливается в черную бездну.
Алексей не знал, что его слабый крик долетел, подхваченный ветром, до баржи, где охотившиеся за ним бандиты уже потеряли надежду подцепить его багром из-под кормы. Не видел карбидной лампы, не слышал, как кто-то, остановившись над ним, проблеял: