Белые терема
Шрифт:
— Варенька! — услышала откуда-то издалека Ксеня. — Это вы, Варенька. Вы приехали, счастье мое, ве-ве-вернулись!
Ксеня не видела, что при этом делал там Ветров, но вслед за этим с той стороны, из-за ограждения раздался смех.
«А вот и не смешно, — подумала Ксеня. — Не смешно это».
Ну, почему же, Ксеня, раз смеются, то, может, смешно.
Но тут ее подтолкнули сзади:
— Да пошли же, пошли!..
Ах, уже пошли! Опоздала Ксеня. Давно уж идет к ней навстречу цыганка, кричит где-то слева извозчик, погоняя лошадей.
Она пошла, заторопилась, почти побежала. И вдруг увидела движущихся по яркому свету монахов.
— Мерзкие вы, мерзкие, — зашептала Ксеня.
— Куда ты! — крикнул черный монах и махнул на нее обеими руками. — Да остановись!..
И вдруг кто-то метнулся черной тенью, заскрипела коляска. Ксеня вскрикнула, обернулась и увидела второго монаха, повисшего на оглобле под задранными мордами лошадей.
— Ах ты!.. — крикнул извозчик.
Лошади остановились. Сивый монах встал на землю.
— Что там у вас? — спросила в мегафон Софья Марковна.
И вдруг возле монаха неизвестно как появился Ветров.
— Натурально! — закричал он. — Натурально, как вас…
— Это Теткин! — сказал черный монах.
— Теткин, Теточкин, очень хорошо! Соня, Тополев, весь эпизод на крупный план!
— Да не было его, Борис Михайлович, не было! — крикнула Софья Марковна.
— Что тут происходит? — спросил режиссер, подходя к ним.
Ветров взял мегафон в руки и сказал на всю площадь:
— Ай-яй-яй, Сонечка! Тополев, объясни ей. Такой эпизод был! А если не было, то только по недоразумению. Значит так, скачут кони, громыхает пролетка, бежит барышня. Как вас?..
— Ее зовут Ксеня, — сказала Софья Марковна. — Но эпизод сложный, ей нельзя.
— А кто же тогда? — растерялся Ветров. — Скачут кони, громыхает пролетка. Бежит барышня — кто же тогда?..
— Может быть, мне попробовать? — спросила полная дама.
— В самом деле, — сказала Софья Марковна, — Лидия Сергеевна без эпизода.
— Значит, так. Скачут кони, громыхает пролетка. Бежит… Лидия Сергеевна. К мужу. Мужа посадили в долговую тюрьму.
— Что вы! Бог с вами! — замахала руками Лидия Сергеевна.
— Нет, посадили! — крикнул Ветров. — Я знаю. Лидия Сергеевна торопится. Она взволнована. Надо что-то делать, кому-то звонить… А тут монахи. И этот… Теткин. Очень натурально! А то они у нас всё пьяные, пьяные… Теткин! Ты где, Теткин? Ну где ты, где?..
— Я здесь!..
Сивый монах выглянул из-за спины черного.
Режиссер спросил:
— Сможешь еще раз?
— Смогу…
— Вот видите, сможет! — крикнул Ветров. — Теткин, ты сможешь, я всегда это знал.
Бегала полная дама по площади.
Сзади мчались резвые кони.
Кидался сивый монах под их горячие морды.
Дама теряла зонтик и падала в обморок.
Ветров кричал: «Отлично, Теткин! Дубль!»
Сколько раз? Может, два, может, пять.
А где же Ксеня?
Вот она сидит в сторонке с Сережей. Головы оба наклонили. О том говорят, о сем.
— А зимой у вас холодно? — спрашивает Сережа.
— Не то чтобы холодно, а вьюжно, — говорит Ксеня. — Зато снег всегда чистый-чистый лежит. Я зимой волосы мою снегом.
— Как, прямо так?
— Ну нет, что вы, его надо в тазу растопить… А на лыжах вы где там в Москве катаетесь?
— Да я что-то не помню, когда я катался на лыжах, — посмеивается Сережа.
— Да что вы! А мы каждый день после школы надеваем лыжи и — на вал.
— Где мы с вами были?
— Левее, за поворотом. Там спуск пологий. Знаете, изваляешься вся, мама лупит меня веником, ты что, кричит, маленькая?
— А вы что на это? — спрашивает Сережа.
— Смеюсь.
— А вот и юпитеры гасят, — говорит Сережа.
Да вот и впрямь будто бы съемкам конец. Убирают товары с прилавков, лошадей распрягают. Артисты все тянутся к школе. А монахи, будь они неладны, снова от всех в стороне шушукаются. Опять что-нибудь замышляют.
— Сережа, спросите у них, что же там с отцом…
— А вот сейчас, — говорит Сережа и идет к монахам.
Через минуту все трое машут Ксене руками.
Ксеня подходит. Сережа ей улыбается.
Сивый монах возбужден еще от прыжков, бледен и будто на себя не похож.
А на кого ж он похож? На кого-то знакомого. Да какой же это Теткин!.. Ксеня хватает сивого монаха за руку.
— Отец!
— А то кто же, — улыбается монах. — Я самый. Вот облачился после обеда…
— Тише, дочка, — говорит черный монах, — еще конспирация не раскрыта.
— А где же Теткин? — спрашивает Сережа.
Черный монах машет рукой:
— На колокольне!..
— Я вот чего все время боялся, — говорит отец, — что он проснется раньше времени. А там у меня веревки, колокола…
— Да будет тебе, развезло его, — говорит черный монах. — Спит как убитый.
— А ты меня сразу не признала? — удивляется отец. — Ну, когда под лошадей-то шла?
— Нет, — смеется Ксеня.
— И мать меня не узнала бы?.. Неужто так преобразился? Хоть бы в зеркало на себя поглядеть!
— Тише, — говорит монах, — вон Ветров движется к нам. Данилыч, никакой ты ей не отец.
Подкатился Ветров.
— Устал, Теткин? Устал? Утомился? Руки дрожат?
— Да как не устать, — посмеивается отец. — Устал.