Белые терема
Шрифт:
Ксеня вырвалась и побежала. Но не вниз, а вверх, по лестнице.
Выбежала на светлый ярус, на солнечный луч.
Где же отец?
На полу газета с недоеденными огурцами. На дощечке углем написано: «Обед».
Сережа за спиной говорит:
— Послушайте, Ксеня…
А она и не слушает.
Обернулась, взялась за веревки:
— Если тронете, ударю в колокола.
А со второго яруса видны купола. Вот они, синие, стоят перед глазами. Ласточки парят между ними. А дальше —
— Ах, — говорит Сережа, — как хорошо! Хотел бы я жить на этой колокольне.
— Ну и живите, — говорит Ксеня. А сама глазами улыбается.
Полно улыбаться-то, ты улыбаться еще погоди.
— Ксеня! Не сердитесь, — говорит Сережа. — Мне самому мерзко. Отпустите веревки.
Ну уж небось схватишь, если нужно будет, отпусти.
— Плохо вы поступили, — говорит Ксеня. — А теперь дайте дорогу.
— Куда вы, Ксеня, постоим еще!
А она уж из гулкой темноты кричит:
— Нет!..
Нет Ксениного отца, это худо. Теперь уж она совсем одна. Домой отец пошел, на обед.
Мать будет кормить отца и греметь кастрюлями. Это значит, вот, постылый, в тебя дочь пошла. Деньгам стоимости не знаете. Времени вам не жалко. Сам пользы от жизни не понимаешь и дочь тому научил. Это значит, мы с бабкой больные, а целый день по хозяйству крутимся. А вам бы только добро татарить да свое удовольствие справлять. И там тебя не держат, и здесь не принимают. Никто таким работником не дорожит. А все почему?
И почему — Ксеня знает. Все знает. И жалеет, и стыдится она своего отца. Много с ним приключалось разных историй, о которых полгорода говорит.
Приехали в прошлом году археологи. Искали землекопа. Отец работу в топливной конторе бросил и пошел к ним. Рыл курган в девяти километрах от города. Каждый день ездил на велосипеде. Мать бранилась, соседи головами качали, а он только посмеивался. Да погодите, говорил, вот докопаюсь до девятого века. Погляжу, что там и как. Докопался, поглядел. А на работу обратно не принимают. Ты теперь ученый, говорят, куда уж тебе к нам.
Только устроился в бытовой комбинат слесарем — столичные художники сманили его в экспедицию по области. Старинные иконы с серебряными окладами на себе таскал.
А весной, когда шофером работал, познакомился на дороге с туристами. По карте им что-то показывал, показывал. Те не понимают. Сел в машину. Поехали, говорит. Там на месте разберемся. Мне лишние десять километров проблемы не составляют. Вернулся только через два дня и права отдал.
Мать на него чуть не с кулаками. Иди, говорит, в ногах валяйся у начальства! Ушел. Вернулся за полночь, но трезвый.
«Ну, взяли?» — спрашивает мать. — «Нет, не взяли». — «А где ж ты болтался столько времени?» — «Да я, мать, ты уж не бранись, покуда в библиотеке сидел».
— Вы уж не сердитесь, Ксеня, — говорит Сережа. — Мне самому стыдно.
— Я не сержусь.
— А о чем же задумались?
— А я о другом.
Прохожие их взглядами провожают. Со многими Ксеня знакома, здоровается. Остальных просто знает в лицо.
На перекрестке, у гостиницы, вдруг столкнулась с ребятами из класса. Вот встреча! Возвращаются с практики.
— У-у, Ксеня! А мы уже слышали, слышали! Картина-то как будет называться?
Толика нет меж ними, нет.
— А сарафан-то какой длинный!
— Ксенька, а теперь что, в Москву?
— Кто это ждет тебя? Артист? Какой симпатичный!
— Девчонки, а мы, кроме капусты, ничего с вами не можем!
— Да ладно тебе, Клава.
— Ну, девочки, не обижайтесь, — просит Ксеня. — Я завтра отработаю…
Ей поскорей бы уйти от их дружелюбия, от молчаливых упреков.
На прощанье кричат:
— Толику что-нибудь передать?
Ах, зачем они так!
И она, спасаясь от них, подходит к Сереже. Сережа берет ее под руку и на виду у всех ведет в ресторан.
В ресторане они идут по ковру. Все на них смотрят. Знакомых здесь не меньше, чем на улице. Вон библиотекарша. Вот учитель пения. А Сережа, вот стыд, словно к венцу ведет.
— Нет мест, — говорит официантка. Посмотрела на Ксеню, узнала.
— Ничего, — отвечает Сережа, — мы найдем.
Вдруг из дальнего угла машет им Софья Марковна:
— Сережа, сюда!
Софья Марковна, полная дама — все приглашают:
— Устраивайтесь за нашим столиком.
С Толиком?.. Да нет, за столиком! Ах, господи, что же это она…
Подвигают стулья, усаживаются. За столиком — это другое дело.
Софья Марковна что-то шепчет режиссеру. Он взглядывает на Ксеню, кивает:
— Да… да…
— Ты купалась? — спрашивает Сережа Таню.
— Конечно.
— Где?
— Я? В речке, за мостом, где и все. А вы, милостивый государь, конечно, нашли себе родничок?
Какая она красивая! На Ксеню, как и прежде, совсем не смотрит, как будто ее нет.
— А мы выше, — говорит Сережа, будто оправдываясь. — Мы выше. Ксеня меня спасла.
— Да ну! — удивляется полная дама и пучит глаза. — От чего?
— Идиотов на байдарках видели?
— Видели! — говорит дама. — Один даже перевернулся!
— Ну вот. Это бог покарал. Чуть не зашибли веслом. Ксеня, скажи!
А Ксеня молчит. У Ксени голова пошла кругом. Все что-то спрашивают, предлагают, подсовывают.