Белые терема
Шрифт:
Вдруг Сережина голова появилась возле байдарки. Отфыркивается, окаянный!..
Туристы испуганно оглядываются. Уходят вниз по реке.
Тут только Ксеня подняла подол сарафана. Вымок подол, потемнел.
Сережа постоял на стойке. Попрыгал, обсох.
Ксеня говорит:
— До свиданья. Мне пора.
— Да подождите, — просит Сережа, — сейчас я свое чертово сукно надену, вместе пойдем.
По правде-то говоря, торопиться ей некуда. Но и Сережу ждать ни к чему. Куда
А Ксеня-то ждет!..
Сережа спрашивает:
— Как вы живете тут?
Ксеня косу заплетает и говорит:
— Как живем, обыкновенно живем.
— Да разве в такой красоте можно жить обыкновенно? Я бы, наверно, тут каждый день балдел.
— Мы ведь не туристы, — говорит Ксеня. — У нас не всё праздники, есть и будни.
Так ему, Ксеня, в таком духе и отвечай.
— До свиданья, — говорит Ксеня. — Мне сюда, на вал. А в гостиницу можно пройти низом.
Сережа обдумывает.
— Ну и я по валу пройдусь, если не возражаете. Что хоть за вал?..
А Ксеня-то не возражает!..
Вместе поднимаются по кочковатому склону, руками за траву хватаются.
Внизу, слева, открылся перед ними городской парк.
И вдруг Ксеня видит, как туда, вниз, скатывается человек. Знакомая такая фигурка! Только листья летят из-под ног в разные стороны. Скатился и побежал.
«Да это ж Толик!» — думает Ксеня.
Толик, а кто же! Но она его не кричит. Не кричит она его, а надо бы!
Ксеня идет рядом с Сережей и Толика не кричит.
— Красивая панорама, — говорит Сережа и глядит за реку.
А Ксеня все смотрит вниз, вниз. Но там уже никого не видно. Нету Толика. Был и нету. Одни деревья.
— Что? — спрашивает Ксеня.
— Я говорю, церкви какие-то на горизонте.
— Это архитектурные памятники, — говорит Ксеня. — У нас их столько, что не счесть.
— Да-а… — шепчет Сережа. — Дух захватывает… Пижоним в Москве, по эскалаторам бегаем, а здесь-то какая красотища!..
— А вы в монастыре были? — спрашивает Ксеня.
— Не был.
— И близко не подходили?
— Не подходил.
Ксеня улыбается.
Чему улыбаться. Толик-то внизу один.
А весной она была в монастыре с Толиком. Березы голые стояли на мокрой земле. Грачи кричали, налаживали гнезда. Возле стены трава зеленела — прошлогодняя или новая. А по канавам еще лежал снег. Монастырские башни нагрелись на солнце.
Ксеня с Толиком просовывали головы в разбитые окна и кричали.
Он:
— Ксе-ня!
Она:
— То-лик!
Он ей руки грел своими руками. Потом шарф свой поверх ее воротника завязал.
А под конец написал карандашом на стене возле амбразуры: «Ксеня и Толя. Восемнадцатое апреля».
Вот какой это был день.
А Сережа рядом о чем-то говорит.
— Что? — спрашивает Ксеня.
— Я говорю, вечерком сводите монастырь посмотреть?
Ксеня качает головой:
— Нет…
«Я гадкая, — думает Ксеня. — Что это я затеяла? Зачем нарядилась? Зачем иду с ним? Ведь все видят. Как же я теперь буду здесь жить?»
— До свиданья, — говорит Ксеня в третий раз. Мне туда.
— Куда?
— На колокольню.
— Зачем?
— Отец там работает, — говорит Ксеня. А сама ведь ждет.
— Звонарем?
— Нет, слесарем. Куранты чинит.
— Ксеня, — говорит Сережа и падает на колено. — Марфута — воеводская дочь, возьмите!
— Да что вам там делать-то? — спрашивает Ксеня.
— Да никогда не был на колокольне, понимаете? И вряд ли когда доведется.
Ксеня колеблется.
— Ну, хорошо, идемте, — говорит она. — Только быстрее. У меня там дело.
А сама рада. Вот ведь какой сюрприз.
Колокольня уходит в небо в два яруса. Выше только птицы летают. А там уж и облака.
А внизу двор, мощенный белыми плитами. Между ними пробивается зеленая травка. Здесь пробьется, там пробьется. Сама по себе растет.
Смотри, Ксеня, может, походить понизу, не заноситься так высоко?
— Вот сюда, — говорит Ксеня. — Осторожно, тут начинается лестница.
Под сводами после солнца прохладно и темно.
— Иду, иду, — говорит Сережа. — Где вы тут? Дайте-ка руку.
Ой, Ксеня, не давай руки!
— Вот я! Осторожно, тут поворот, — говорит Ксеня.
Руку-то она ему отдала. Ну, бог с ней, с рукой. Ведь не навеки. Подержит и обратно отдаст.
Вот уже и светлеет. Полукружьем окна.
— Пришли, что ли? — спрашивает Сережа.
— Да нет, первый ярус. Куранты-то на втором.
С первого яруса двор как на ладони. По двору ходят туристы. Кто фотографирует друг дружку, кто книжку листает, кто рисует, забившись в тень.
— Благодать! — говорит Сережа и вздыхает. А руку не отдает.
Отдай руку-то! Чего вцепился? Ксеня, потяни!
— Выше, выше! — говорит Ксеня и тянет Сережу.
И снова они в темноте.
— Поворот! — говорит Ксеня. — Еще поворот!
Вдруг голуби вспорхнули, забили крыльями.
— И еще поворот! — говорит Сережа. И поворачивает Ксеню к себе.
— Ну уж это вы… — говорит Ксеня.
Да оттолкни ты его, оттолкни!
«Не смейте!» — хочет сказать Ксеня.
Но он уж и слово смял своими губами. Ах ты, какая оказия! Да ты беги, беги!