Белые волки Перуна
Шрифт:
– И драккар нурманский он тоже взял на торгу?
Осведомлённость князя настолько поразила Вилюгу, что он не сразу нашёлся с ответом, а долго пялился на ухмыляющегося князя.
– Драккар был взят лихостью, - наконец вымолвил мечник.
– А тебе Великий князь служат, видимо, все сороки славянских земель.
Слова Вилюги были встречены дружным смехом, и даже сам Владимир присоединился к этому веселью, показав два ряда белых и крепких зубов. Редко смеялся Великий князь, блюдя свою честь, но тут вокруг были свои люди, да и в настроении, судя по всему, он пребывал
– Ладно, мечник, с тебя спроса нет, ты своё отслужил исправно, - кивнул Владимир Вилюге отсмеявшись.
– В том тебе моё княжеское слово.
Вилюга вздохнул свободнее и поклонился князю, прощаясь. Никто его не удерживал и к столу не звал, а на возы князь Владимир кивнул тивуну - прими. Изяслав хотел было уже следом за Вилюгой идти со двора, но князь махнул рукой в его сторону:
– Видите боярина в палаты.
За столом собрались малым кругом: Ратша, Шварт, Басалай и ещё три боярина из молодых, имён которых Изяслав не помнил, и несколько самых дорогих Владимирову сердцу мечников - Шолох, Нур и нурманский громила Фарлаф. Говорили, что именно Фарлаф нанёс смертельный удар князю Ярополку.
Изяслав на нурмана косился с опаской, благо сидели рядом, но слушал в оба уха, тем более что говорил боярин Ратша о недавних событиях в Плеши. Когда он успел обо всём узнать, Изяслав не имел понятия, оставалось, подобно Вилюге, кивать на сорок.
– Ты, Изяслав, участвовал в той свадьбе?
– неожиданно спросил Владимир.
– Так ведь это происходило по воле волхвов, - Изяславу от неожиданности вся кровь бросилась в лицо.
Владимир пристально посмотрел на боярина и усмехнулся криво:
– Выходит, твоя жена служит богине Макоши, не считаясь с волей мужа?
Изяслав не сразу сообразил, что ему ответить на вопрос князя, а потому и застыл в смущении с куском свинины у рта. Меж ближников пошёл смешок, но сдержанный - сам князь не смеялся.
– Если не смог жену удержать в своей воле, то плохой ты муж Изяслав. Прежде у Макоши только безмужние жёнки служили в ведуньях, а ныне, по твоему недомыслию, женщины, чего доброго, начнут детей считать по своей крови, а не по отцовской.
Изяслав от испуга и растерянности никак не мог взять в толк, за что гневается на него Великий князь и гневается ли вообще, потому как по лицу Владимира не было видно, что он сердит.
– Из Новгорода это тебе весточка, князь Владимир, - сказал один из молодых бояр.
– От Хабара.
– Ну, нет, - широкоплечий Ратша решительно тряхнул светлыми кудрями.
– Не станет Хабар соваться в такое дело, осторожен слишком.
– В радимецких землях взяли его посланца, - не сдавался Будимир.- Это как!
– Посланец тот мутил не против Великого князя, а против Перуновых волхвов, - возразил Ратша.- И на Хабара тот смерд, скорее всего, возвёл напраслину. Хабар с волхвами в дружбе.
– А как же в Плеши не Хабар, коли он волхвам друг?
– Волхвам он друг, но и князю не враг, - стоял на своём Ратша.
– Боярам не по нутру, что волхвы взяли много воли, - осторожно заметил Басалай.
– Это я слышал и от Ставра, и от Хабара, и от иных прочих.
– Кудеснику Вадиму не даёт спокойно спать слава Криве, - вставил сваё слово хитрый Шварт.
– Криве и в землях ятвяжских и в землях ливонских правил поверх голов князей и бояр, загребая под себя подати. От его прибытков здорово поживились Перуновы ближники.
– Мне мечник Доброга сказал, что им трёх ладей не хватило, чтобы всё вывезти, - подал голос Изяслав.
– А я что говорю, - возликовал Шварт от такой поддержки.
– В казну Великокняжью и куны не попало с тех прибытков, всё прилипло к рукам жадных волхвов.
– Коли только жадные, это ещё полбеды, - усмехнулся Владимир.
– А коли волею своих богов властвовать начнут над народом, то это уже против обычаев и общего ряда.
– Один бог должен быть на небе и один князь на земле. И всё в их воле.
Изяслав и сам не понял, почему вдруг после его слов наступила такая тишина. И смутился этой тишиною и даже испугался – брякнул, похоже, что-то невпопад.
– Это как же?
– нарушил, наконец, общее молчание Шварт.
– Вилюга-мечник мне сказал, что греческий бог так указал - власть и воля князя превыше всего, и спросить с него может только бог.
– В Византии тоже нестроений много, - пренебрежительно махнул рукой Ратша.
Князь Владимир не выказал интереса к греческому богу, а потому разговор увял сам собой. Ближники, прихлёбывая меды, терпеливо ждали, что ещё скажет князь, но тот ничего более важного не сказал, а впал в задумчивость.
Из задумчивости его вывел Нур, вернувшийся со двора:
– Кони готовы, князь.
Владимир поднялся первым, кинув косой взгляд на своих ближников:
– С собой не беру, в Киеве дел для вас много. Ну, разве что боярину Изяславу не лишним будет проветриться.
Изяслав на зов князя откликнулся немедленно, хотя ноги его держали плохо после долгого сидения за бражным столом. Бояре смотрели ему вслед без большого дружелюбия, но это не слишком задело Изяслава, а вот зов Владимира удивил. Поначалу молодому боярину показалось, что Великий князь хочет учинить с него спрос за утерянное место в Плеши, но потом всё вроде бы обошлось - то ли простил его князь, то ли счёл не слишком виноватым.
Из мечников, что сидели за столом, Владимир взял с собой только Нура. На выезде из Детинца к князю присоединились ещё два десятка конных гридей. Изяслав ехал одесную князя, Нур - ошую, остальные мечники лениво трусили следом. Встречные киевляне кланялись Владимиру, но особого ора не было - едет себе князь и едет, а у горожан своих забот полон рот. Изяслав, даром что хмелен да млад, а сообразил, что проехаться вот так по киевским улицам рядом с Великим князем - большая честь. А вот за что ему оказывают честь, он в толк взять не мог. Не было у него перед князем Владимиром никаких заслуг. И силы никакой не было за Изяславом. Так за что же привечает его Великий князь - за слабость, что ли? Или с расчетом на услугу, которую Изяславу ещё предстоит оказать? Знать бы ещё, что это за услуга, но спрашивать неловко, а самому Изяславу не дотянуться умом до княжьих замыслов.