Белым по черному

Кроткова Христина Павловна

— Оторванный от ветки молодой, Куда летишь ты, бедный лист сухой? — — Не знаю сам, — мне был ответ. — Разбит Грозой, во прахе дуб родной лежит. С тех пор, не уставая на мгновенье, Дыханья не щадя, преследует меня То легкое зефира дуновенье, Го бури северной суровое смятенье, Кружа, неся, стремительно гоня Через ноля, леса, холмы глухие. Во власти разыгравшейся стихии Я не ропщу, сколь рок мой ни жесток, И улетаю в дальние долины, Где исчезает все в судьбе единой — И лавра лист, и розы лепесток.

Из Байрона(«Мы не выйдем ночью, как бывало…»)

Мы не выйдем ночью, как бывало, До полуночи бродить с тобой, Хоть любовь гореть не перестала, И луна — в тревоге голубой. Ножны износятся скорей, чем меч. Душа — дыхание переживет. И сердцу надо вздохи поберечь, Любви — приостанавливать свой лет. Вот и ночь хотя опять прекрасна И для счастья слишком коротка — Все же мы не выйдем в свете ясном, В позднем свете счастье коротать.

Из Виктора Гюго(«Ты, как Вольтер, с тяжелых лет похмелья…»)

Ты,

как Вольтер, с тяжелых лет похмелья Вернешься в свой блистательный Париж. Невольный гость забав, красы, веселья. Над всеми ты привычно воспаришь. Над тишиной немого умиранья Тревожных слов закружится мятель, И в дверь полураскрытую страданья Вдруг долетит: — “Уже? — Увы! — Ужель? И ты, старик, как мальчик забавляясь, Подумаешь: — Как свет доверчив стал! Я так уж глуп, что добрым почитаюсь, И так уж добр, что в дураки попал.

Из Ленау(«Ни роз, ни соловьев в ночах душистых…»)

Ни роз, ни соловьев в ночах душистых! В кустарниках уж осень гнезда вьет И темное дыханье с ветром льет. Опало счастье в желтом цвете листьев! И вот луга, хранящие наш след, И вот ветвей пугливая охрана. Встают на зов, легки и бездыханны, Отхлынувшие тени прежних лет. Но ты ушел, ты хочешь знать миры. Открылся путь, кривой и беспощадный, И злая жизнь ведет рукою жадной К забытым безднам огненной игры. — Корабль плывет, бортов упорным ходом Взрывая медленных глубин покой, И вот уж он вдали, замкнут волной, Стремит свой путь по стелющимся водам. Над лесом ворон — черных крыльев взмах Вспугнул листву и перепутал тени, — Но миг еще, и стынет их смятенье, Как жалобы в заплаканных глазах.

Хороший день(«Я покормил котенка, и никто…»)

Я покормил котенка, и никто Меня не видел. Подошла собака, Я тоже дал ей хлеба, а потом Перекликался долго с воробьями, Что радовались под моим окном. Я дал им есть. Пернатые созданья Взметнулись, восхищенно щебеча, И били крыльями, крича в восторге: — Смотрите, что нам дарит Человек! — В саду росли прозрачные цветы. Их цепенящий неподвижный запах Стоял туманом. Целую охапку Я их нарвал, но все же было жаль, Что всех не мог я унести с собой. И я впустил в пустынные просторы Танцующий и одинокий ветер. Я разрешил в свою пустую душу Войти словам, поющим прямо сердцу. Сегодня я пропел хороший день. А позже, ночью, в комнате своей, Уютно освещенной мягким светом, Забыв цветы, и ветер, и слова, Я хохотал над тем, кто не сводил Холодных глаз с трепещущего сердца.

Коза(«За этой легкомысленной козой…»)

Пошел козел за лыками, Пошла коза за орехами. Пришел козел с лыками, Нет козы с орехами.

За этой легкомысленной козой Мы посылали всех — огонь и воду, Волов, волков, людей и медведей. Она ж, смеясь, скакала по лесам И не хотела собирать орехи. И было весело ей, что огонь Из-за нее жег лес, и что вода Шла на огонь, что старая гора Сошла с давно насиженного места И двинулась давить волов. Она смеялась, глядя на червей, Из-за нее точить поползших гору. Она все дальше убегала в лес И не хотела собирать орехи. Веселая проказница коза! О, как она, смеясь, трясла рогами И прыгала, копытцами стуча, И не хотела собирать орехи! Но вдруг ей стало скучно, и она, Обратно повернув, домой помчалась И быстро на ходу рвала орехи. Козел кричал и требовал козу, Все шли ее искать, шумя и ссорясь. И вдруг она сама домой вернулась И принесла большой мешок орехов. Все успокоились и мирно разошлись. Усталая коза, внезапно поскучнев, Готовила обед. Козел считал орехи.

«Бабушка, бесшумная старушка…»

Бабушка, бесшумная старушка, Дни сидит в неслышном уголке. За спиной расшитая подушка, Желтый лучик бродит по руке. Пролетит и снова сядет мушка, Поползет по сморщенной руке. Но седой взмахнет крылами вечер, Бабушка потрет замерзший горб, Подойдет и сядет возле печи, И внезапно красных искр сноп Позлатит ей сгорбленные плечи И пергаментный в морщинах лоб. И, как утром золотые пчелы, В золоте лучей сбирая мед, Зажужжат и медленно-веселый Закружат таинственно полет — Поползет, как мед, за словом слово, Золотой ручей чудес забьет. — На горе стоит злаченый город, У дворца растет старинный бук. Златокудрая принцесса Нора Прячет в розах девичий испуг И глядит тайком из-за забора На сверканье рыцарских кольчуг. А король на золоченом троне, С тиной сна в невыспанных глазах, В золотой сверкающей короне, Гневно поднял скипетр павзмах. Королева плачет на балконе, С золотым кольцом в руках. Будит королевская охота Птичий крик по вспугнутым лесам. Золотая горлинка из грота Вдруг взвилась, как солнце, к небесам. По следам сверкнувшего полета Небо открывалося глазам. И не лес уже, а в замке зала Загорелась золотом огней И весельем свадебного бала, Топотом наполнилась гостей. Радостно и звонко прозвучала Песня, что исполнил Соловей. И проходят тысячи детишек В золотых красивых башмачках. И Щелкунчик в свите белых мышек Королевин шлейф пронес в руках. Месяц подымается все выше, Бледно золотеет в облаках. Печь горит. А бабушка замолкла. Желтый лучик ползает в руках. Тлеют угли медленно и долго, Синий пламень бродит в угольках. За окошком бледно и высоко Месяц золотеет в облачках.

Соловьи(«Так вспоминают детство и любовь…»)

Так вспоминают детство и любовь. Закрыть

тетрадь, не написав ни строчки. Закрыть глава, и вечером, одной, Сидеть без света, слушая, забывшись, В соседнем парке соловьиный цок. Давно я не слыхала соловьев, Таких счастливых и таких безумных. Я не стара еще, жизнь предо мною, И все ж я многое уже забыла, Уже мне есть, что с болью вспоминать, Уже созревшая под жизнью память Распознавать привыкла бережливо, Что можно вспомнить бегло и случайно, На чем тепло остановиться сердцу, И от каких глухих воспоминаний Его заботливо и твердо отстранить. Но иногда случаются мгновенья, — Они приходят в сумерки иль ночью, Когда кончается внезапно суета, Когда молчит раздвинутое небо, Когда, ему невольно подражая, Смолкает беспокойная земля. Ребенок спит, и легкое дыханье Я ясно различаю в промежутках, Когда под поздней рдеющей луною Дыханья не хватает соловьям. Плывут, плывут звенящие мгновенья, Как облака, как лепестки живые, Оборванные близоруким ветром И занесенные в глухой ручей. Плывут, плывут, как легкая любовь. Нет, не того от жизни я ждала! А, может, и она во мне ошиблась. Но все — не то, и с трудным подозреньем Кругом я замечаю вдруг подмену. Душа летит, но телу не поспеть За призрачным, безжизненным полетом. Глаза за ним, невольный шаг замедлен. Догнать нельзя. И только в отдаленье Прекрасный свист, как будто соловьиный, Безвременный, как первая любовь. Нет, первая любовь всегда несчастна. Или не любит он, иль он — не тот. Любви земной мы учимся подолгу, И отмечаем, как урок, ошибки, И их твердим в уме, когда боимся Свершить неловкий, неудобный шаг. И вот усильям нужная награда: Привычная любовь полна покоя, И мир в душе, и мир в нестаром теле, Когда б не пели ночью соловьи! Жизнь все странней, туманней и бездомней, Все медленней, огромнее круги, Слабеет сердце, замирая ширью, Неверное теряешь равновесье, Иль, может, вовсе под ногой нет тверди? Тебя земля шатаясь предает. Ночь долгая. Ни грустно и ни трудно Мне в эту ночь. И только странно жуткой На бледном проступающем рассвете Мне показалась неба пустота. В окно глядится мягкий белый день. Молочное стоит над садом небо. Туманный воздух сыр и неподвижен — За утро пал обильный, теплый дождь. День зашумел. Свой круг свершает солнце, И кружится за ним и голова. И — соловьи молчат в росистых ветках, Прозябшие, больные от любви.

Красные цветы. С английского(«Палящий зной. Но в комнате прохладно…»)

Палящий зной. Но в комнате прохладно Из-за заботливо закрытых ставней. Кружась над солнечным пятном в углу, С веселым шорохом играют мухи, И в доброй, сытой, теплой тишине Послеобеденный разлегся отдых. Сестра, привычно умостившись в кресле, Подремывает над своим вязаньем. Я, как всегда, держу в руках газету — Защиту от всего — от болтовни, От мыслей, от усилия, от жизни. Палящий зной. Но в комнате прохладно. На лестнице послышались шаги. Подняв глава от долгого вязанья, Сестра прислушалась к стремительной походке И медленно сказала: — Это Анна. — Дверь быстро распахнулась, как от ветра, И Анна показалась на пороге. Так бабочка внезапно залетает И, замерев на чашечке цветка, Покачивается на длинном стебле, Как будто бы нарочно для того, Чтоб можно было ею любоваться В внезапном удивленье. Так на сцену Вдруг выбегает прима-балерина, Чтоб странно колдовать и чаровать Прелестной легкостью своих движений. Легко войдя и быстро оглядев Нас, разместившихся в уютных креслах, Сказала Анна с тихим удивленьем: — Вы все такие же. Как это странно. Ведь вы ни в чем ничуть не изменились С тех пор, как я была здесь в прошлый раз. В ее глазах, раскрыто удивленных, Вдруг вспыхнуло живое любопытство: — Что делаете вы, чтоб не меняться? Но, впрочем, сами вы тут пи при чем. Вы просто фаршированные рыбы, Наполненные чем-то посторонним. Вы — честные консервы. Как-то раз Случилось с вами что-нибудь такое, Что до сих пор в мозгах у вас застряло, Без толку, без значения, без смысла, И вы твердите в тихом отупенье: “А помнишь ли, как в первый год войны Был урожай невиданный на груши?" Ручей сверкает тысячами жизней: Он и ручей, но он и отраженье Крутого берега, клонящейся травы И в вышине скользящих облаков. Скажите, сколько тысяч лет вам? И вообще когда-либо вы жили? И хоть одно трепещущее слово, Осмысленное радостью иль болью, Срывалось ли с засохших ваших губ? — И, не дождавшись нашего ответа — Нам было как-то нечего сказать На эту неожиданную резкость — Она задумалась и, видимо, забыв О нас, неспешно подошла к окну И широко его вдруг распахнула. Смех отлетел с подвижного лица, И не было ее уж больше с нами. Мы не сказали ничего, когда Она, опять к нам тихо повернувшись, Рассеянно, не видя, поглядела И, не сказав ни слова больше нам, Из комнаты неторопливо вышла. Моя сестра (консервы старых сплетен И покуиания экстравагантных шляп Плюс длинный нос; язык еще длиннее) И я (консервы скуки и бесцельной, Тупой внимательности ко всему), Мы подошли, как будто сговорясь, К окну, еще распахнутому настежь, И молча выглянули за него. Там было только солнце. Ветер с моря Играл листвой. По улице пустой Крутилась пыль. И почему-то вдруг Теперь я только обратил вниманье На фантастические красные цветы, Что яростно цвели среди засохшей клумбы.

Под Флоренцией(«Далеких гор осенние вершины…»)

Далеких гор осенние вершины Встречают утро синих Аппенин, И облаков жемчужные лавины Окрасил рдяно утренний рубин. И зелень мутную осенний сизый иней Покрыл застывшим тусклым серебром, И день клубится призрачный и синий, И пахнет холод сладко и остро. Спит осень, утомленная менада, На склоне гор, где мерзнет бузина, Где тянется вдоль утреннего сада Простая флорентийская стена.