Белый, белый день
Шрифт:
В тот раз его удалось спасти благодаря любви десятков коллег. Именно любви, а не только профессионализму...
"Но, может быть, именно в ней он и нуждался более всего?" - подумала пожилая медсестра Оксана, оглядывая его хотя и чистенькую, но какую-то бесприютную квартиру.
Было видно, что когда-то это была квартира очень старых и очень небогатых русских интеллигентов. А теперь она стала музеем. И Иван Васильевич - вольно или невольно - жил в этом музее.
Иван несколько суток спал. Изредка поднимался, чтобы
Наконец на шестые сутки, уже почти потеряв ритм ночей и дней, в один прекрасный солнечный миг он проснулся и почувствовал себя снова молодым, но каким-то пустым и звонким... И абсолютно здоровым!
Ему захотелось влюбиться! Целовать и чувствовать на своем лице свежие девичьи поцелуи. Быть глупым и радостным! Юным и бесшабашным! Всесильным и добрым!..
Иван подошел к окну, распахнул его - цвел московский, могучий, громкошумный ветрено-солнечный день.
Вдруг он услышал звонкий, смелый голосок (квартира его была на втором этаже):
– Это вы Макаров-Романов?
Внизу стояла очень юная, очень вызывающая и в одежде, и в повороте головы, и во всем своем царственном цветении шестнадцатилетия темноволосая полудевушка-полудевочка.
– Допустим, я.
– А почему вы дверь не открываете? Я звоню, звоню...
– Я спал, - растерянно ответил Иван Васильевич.
– Так долго?
– Да!
– Он расхохотался. Его курчавые волосы торчали во все стороны. А вы ко мне?
– К вам, к вам...
– И она, не дожидаясь приглашения, влетела в дверь парадного.
Не успел Иван Васильевич накинуть рубашку - на нем были только мятые спортивные штаны не первой свежести, - как раздался звонок.
Он распахнул дверь - девушка была уже в роговых очках. Явно стараясь выглядеть старше, она почти строго произнесла:
– Если позволите?
– Прошу!
– Иван Васильевич, чуть играя, в полупоклоне широко распахнул перед ней дверь.
– Мы не представлены друг другу, - подняла на него свои "караваджевские" глаза очаровательная гостья.
– Я Аня Кавголова.
В голове у Макарова-Романова мелькнуло: знакомая фамилия!
– Ваша бабушка и моя прабабушка были старинными подругами!
– объяснила Аня.
– Ах, да! Конечно!
– хлопнул себя ладонью по лбу Иван.
– Ну как же! Анна Георгиевна? Кавголова! А вы, значит... тоже Анечка?
– Почему-то он был готов скакать от радости.
– Ну, конечно! Как я мог забыть?! Они совсем недавно тут были у меня...
По напряженному выражению лица девушки он вдруг понял, что говорит что-то не то.
– Ну... я имею в виду, - спохватился Иван Васильевич, - что я их... Во сне обеих видел!
– И давно это было?
– как-то слишком заинтересованно спросила Аня.
– Ну... вот в эти дни. Когда я болел... То есть не болел, а спал!
– И сколько же вы спали? Неделю?
– Со мной это бывает!
– протягивая руку, сказал Иван.
– Да, мне говорили, что вы очень...
– Что очень?
– Ну, скажем, необычный человек!
– почему-то рассмеялась девушка.
– Не замечал! Ничего необычного, - пробурчал Макаров-Романов.
– Спал себе и спал! Что в этом такого необычного, если спать хочется?
– Ну, а сейчас? Уже не хочется?
– настаивала Анечка, чуть не давясь от смеха от вида этого взрослого, лохматого, ощетинившегося, буркающего что-то себе под нос, громадного и какого-то по-детски нескладного человека.
– Мне уже на работу надо!
– невпопад ответил он.
– Вы врач широкого профиля?
– опять серьезно, даже с какой-то колкостью в голосе, спросила девочка.
– Не знаю.
– Он пожал плечами.
– Я хирург.
– А наркоманов вы лечите?
– А кто наркоман?
– Я!
– выдохнула девочка и вдруг залилась внезапными, бурными, не сдерживаемыми рыданиями.
– Вы?!
Она быстро-быстро закивала головкой.
– Как? Откуда? Почему?
– один за другим вырывались у Иванушки нелепые, почти испуганные вопросы.
– Я два раза принимала... наркотик!
– сквозь рыдания только и смогла произнести Анечка.
– Какой наркотик?
– спросил побледневший Макаров-Романов.
– Не знаю. Я у дедушки его нашла... Обычный белый порошок, - пожала плечами Анечка.
– Так вы что - кололись?!
Анечка с гневом замахала на него руками.
– Что вы! Я просто... в нос! Ну, как стрептоцид в порошке...
– И что же... вам понравилось?
Анечка перевела дыхание, вытерла платочком мокрые глаза. И наконец призналась - с трудом:
– Я просто потеряла сознание!
– Она вопросительно смотрела на этого взрослого, такого понятного и не строгого, сейчас даже казавшегося ей ровесником, но все равно врача.
– Это... правильно?
– Что правильно?
– переспросил Иван Васильевич.
– Так надо принимать... наркотики?
– Нет! Не так!
– с какой-то веселой злостью выкрикнул Иван.
– А как?
– А вот как, я вам расскажу.
– Он схватил ее за плечо.
– Дурочка! Сколько тебе лет?
– Не тебе, а вам, - с неожиданным вызовом и вдруг появившимся правом маленькой женщины управлять мужчиной ответила юная "наркоманка".
– Ну вам. Сколько?
– Шестнадцать!
– Уже освоившись, она гордо добавила: - Будет... Через три месяца.
– А что же ваш дедушка?
– спросил Макаров-Романов, уже начиная о чём-то догадываться.