Белый Бурхан
Шрифт:
— Я все понял, баньди.
Ховрак ушел, и Нанжин удовлетворенно потер руки: дело сделано! Жалко, конечно, что благодать высокого ламы из Тибета придется разделить и с этим мальчишкой… Но каждому из них теперь достанется свое: ховраку — благодать низкого ламы, а ему, Нанжину, ум и тайна любого из гостей! Даже в том случае, если ховрак не утерпит и попробует из склянки сам, беды большой не будет, только бы не попробовал раньше, чем понесет еду гостям!
Поразмыслив над случившимся, Куулар понял, что теперь, наконец, Гонгор влип по уши и должен прийти с извинениями и объяснениями сам или вызвать Куулара к себе…
Он не стал закрывать дверь на засов, как обычно — пусть все видят, что никто случившегося не испугался! Но в дверь все-таки
— Прошу, хубилган!
— Я приношу свои извинения, архат… — Гонгор был явно расстроен и, значит, искренен. Но в чем искренен? В сожалении, что это произошло или, наоборот, в сожалении, что произошла досадная осечка?
— Вы знаете, хубилган, кто это мог сделать? — спросил Куулар.
— Догадываюсь. Последнее время мой лхрамба возился с ядами и, очевидно, решил проверить их действие…
— Зачем ему это надо? — фыркнул Куулар. — Он же-лхрамба!
— Мы с ним не ладим. Это могла быть и месть. Черный жрец сдержанно рассмеялся:
— Что вы, хубилган! Он не так глуп! Ваш лхрамба здесь явно ни при чем… Кто-то воспользовался именно вашей неприязнью к ученому ламе, чтобы поставить под удар и вас и его… Подождем, хубилган! Кто нанес первый удар, тот нанесет и второй.
— А вы не боитесь за жизнь своих людей?
— Нет. Я приму свои меры.
Все было сказано, но Гонгор не уходил. По-видимому, у него на языке вертелся еще какой-то важный вопрос, но он не решался или не хотел задавать его. Тем более сейчас, когда случилось то, чего он сам, может быть, и не ожидал, хотя и не мог исключать подобного, если знал о ядах. Ожоги от огня получают не только ночные бабочки, что вьются над ним, но и тот, кто несет этот огонь в руках!
— Нам пора покидать дацан, хубилган. Но наш лхрамба где-то застрял в пути. Если вы мне отдадите этого Самдана…
— Надо дождаться Белого Бурхана, архат.
— Его ждать не надо. Он давно здесь. Так, что вы решаете с Самданом, хубилган? Отдаете его мне?
Гонгор заколебался. И не потому, что не хотел отпускать своего противника, а потому, что жрец Бонпо не назвал имени Белого Бурхана, хотя и сказал, что он давно здесь. Кто же он?
— Самдан жесток и коварен. С ним будет трудно, архат.
Куулар улыбнулся:
— Я люблю иметь дело с врагами, хубилган. Я беру его!
Гонгору показалось, что у него закружилась голова. Он прикрыл глаза веками, глубоко втянул воздух через нос. Потом глухо выдавил:
— Сейчас я его к вам пришлю, Белый Бурхан…
Глава двенадцатая
ГРОМОПОДОБНОЕ ИМЯ
Самдан плотно задвинул засов и оглядел лабораторию. Здесь было собрано больше богатств, чем во всех кладовых Гонгора. Ведь любая склянка и любой сосуд с лекарствами в руках знающих людей легко и просто превращались в золото, серебро, драгоценные камни. В таких руках, к примеру, как у Байыра и Монгула… Но он, Самдан, не оставит этих богатств никому! Игра зашла слишком далеко…
Обидно, что так просто и глупо случилось все. Где-то придется начинать заново. Может быть, даже под другим именем. В конце концов, никто не вечен! И Гонгор покинет эту жизнь, и таши-лама, и боги исчезнут из памяти людей, как бы они величественны и несокрушимы ни казались сегодня… Страшна не сама гибель, страшнее, когда вместе с тобой гибнет и твое дело!
Он подошел к очагу с негаснущим огнем, протянул озябшие ладони к живительному теплу, виновато улыбнулся глиняному изображению богини Сарасвати. [93] Она одна поймет и простит его. Она одна знает, что настоящая мудрость не нуждается в громких словах и не может жить без поступков… Самдану даже показалось на миг, что милая Сарасвати ободряюще улыбнулась ему: начинай, лхрамба, не медли, ты можешь опоздать! Ведь у твоего противника Гонгора всегда наготове головорезы Чижона…
93
Сарасвати — древнейшая богиня Индии, олицетворявшая одну из великих рек Индостана — Сарасвати. Позже вошла в буддизм и индуизм, считалась богиней музыки, мудрости.
Осторожно постучали в дверь. Кто-то из его учеников.
Но Самдан и головы не повернул: то, что он решил сделать, не одобрят даже Байыр с Монгулом, хотя ради него и пойдут, может быть, на все! Может, увести их с собой? Бродяг и убогих в мире много, а умных и светлых голов не достает… Нет! Он может распоряжаться только собственной судьбой! Он никого не может и не будет ставить под топор палача, кроме, разве что, подлого и ничтожного Нанжина, который, выкрав кинжал и яд, не смог ими правильно воспользоваться… Впрочем, кинжал еще у него, и он может ему пригодиться, когда придет необходимость уйти из жизни!
Самдан взял кочергу, поправил дрова в очаге. Их было мало, но хватит, чтобы осуществить задуманное. К тому же, тут слишком много скопилось сухих трав, порошков, масел… Все это должно и будет хорошо гореть!
В дверь снова постучали — настойчиво и требовательно. Это уже не ховраки! Это — Чижон. Значит, он знает, что лхрамба у себя? И если стучит громко, то пришел не для того, чтобы попросить лекарства, а прислан ширетуем.
Больше ждать нельзя, Сарасвати права…
Самдан двинулся вдоль стены, срывая пучки трав, подвешенные к потолку. Набрав охапку, бросил ее в очаг. Двинулся за новой… Едкий букет запахов вместе с клубами черного дыма начал заволакивать лабораторию. К этому уже привыкли. К тому же знают, что лхрамба готовит лекарства для отправки с караваном, который завтра должен уйти… Гуще дым, резче запахи. От них уже кружится голова, слезятся глаза и душит кашель. Но надо спешить: Чижон ушел, но он вернется с десятком стражников, которые в два счета выбьют дверь и не дадут виновнику случившегося упасть в собственный погребальный костер!
Кажется, все!
Последняя охапка трав брошена в очаг. Самдан размешал ее кочергой, потом ею же начал бить и переворачивать сосуды, стоящие на полках. Покончив с этим, сгреб в кучу свои записки и тоже бросил в огонь…
Пора уходить! Самдан осторожно отодвинул засов, приготовив наган. Галерея была пуста. Закрыв дверь на ключ и повернув его два раза, лхрамба отступил в одну из ниц, переждал немного, двинулся к другой нише… Громыхнули трубы тревоги. Теперь поднимется весь монастырь. Но не все знают, что за третьей нишей есть люк, который ведет в подземелье, имеющее полузасыпанный выход за стены монастыря. Когда-то по этому каналу подавалась вода из Орхона в царские бани, сейчас он сух: река ушла далеко в сторону от бывшей бессмертной столицы самого могучего в мире государства.
Нащупав плиту люка, Самдан ногой сдвинул ее в сторону, опустился на три ступеньки вниз, задвинул камень над головой, ощупью двинулся в темноте…
И в этот момент в галерею ворвались стражники дацана, начали колотить чем-то тяжелым в дверь, изо всех щелей которой полз ядовитый зеленый дым.
Весть о бегстве или возможной гибели лхрамбы «Эрдэнэ-дзу» в огне уничтоженной лаборатории Куулар принял спокойно: что-то подобное должно было случиться, поскольку после первого удара всегда следует второй. Бывает, что и в собственное сердце… Да и не ново все это! Даже родной брат Будды Девадатта — всегда был первым противником шакья-муни, за что и угодил в горячий ад. Конечно, лучше бы сделать Самдана-врага другом, чем оставлять его недругом… Вряд ли он так беспробудно глуп, чтобы погибнуть из-за пустой ссоры с хубилганом! Он, конечно же, бежал… Ведь из дацана невозможно уйти только тем, кто не знает его секретов. Любой дацан — город, а город всегда имеет сотни ворот, кроме главных, охраняемых стражниками. Но Гонгору выгодно и не так стыдно считать Самдана погибшим — пусть так и считает, никто не будет разубеждать его!