Белый Бурхан
Шрифт:
Куулар покачал головой:
— Я покинул Алтай его врагом, бог Амитаба.
— Ты боишься? — удивился Панчен Ринпоче. — Куулар, который не боится богов и который считает себя равным небу, испугался русских попов?
— Я не боюсь. Но мне не нравится соседство Шамбалы с землей Сукавати! Шамбала должна воссиять на востоке! И богиня Аматэрасу-омиками [88] поможет ей. Да и русский император помнит удар японского меча, если он даже и был нанесен ему плашмя, что еще оскорбительнее!
88
Аматэрасу-омиками —
Таши-лама встал:
— Нет, архат. Шамбала будет провозглашена на западе! И, если это не сделаешь ты, то белым бурханом на Алтай поедет другой архат или хубилган! Подумай.
Гнев таши-ламы был понятен, но непонятны были его слова. О каком белом бурхане он говорил? Бурхан — это статуя бога или бодисатвы, которую можно изготовить из белого материала: серебра, дерева, слоновой кости, каолина… Но ведь он сказал — поедет! Значит, Панчен Ринпоче имел в виду человека? Человека, которому будут даны права бога, который будет воплощением бога на Алтае?
Куулару стало не по себе. Не следовало навязываться таши-ламе в советчики и настаивать на Шамбале, которой должно воссиять на востоке! Если он решил, что Шамбала должна быть провозглашена на западе, то его уже никто не переубедит…
Шамбала…
Шамбала — это легенда и рождена легендами древности. В ней воедино собрано все сверхъестественное и чудесное, что есть в мире, и видится Куулару Сарыг-оолу, как золотая паучья сеть, накинутая на весь буддийский и ламаистский мир, в которую непременно должны угодить все, кто воспринял это звучное песенное слово неравнодушным слухом. Шамбала необходима Тибету, чтобы слить воедино все философии и легенды, чтобы взрастить на ней своих вождей и пророков, вооружив их не только идеей и знаменем, но и огнем настоящей мысли.
Когда-то тайное бесформенное понятие, Шамбала сейчас навязла в зубах у многих, и ее имя перестало быть великой тайной Тибета. И, если идти и дальше в открытую, то можно переиграть самих себя: идея мессии, каким мыслится Майтрейя, второе пришествие спасителя — идея всех религий, даже самых древних, и в эту идею повсюду вложен чисто человеческий смысл — тот, кто проиграл, всегда стремится к реваншу! Вот почему такая мысль и не могла прийти к богам: они — объективны. Тысячи религий исчезли, и не все они мечтали о возрождении…
Таши-лама рвется в те края, где умы и души людей спят. Но он уже опоздал, а скоро опоздает окончательно… Надо спешить! Надо скупать умы и души, пока русские попы топчутся на месте, не решаясь продвигаться к южным границам; пока старые верования глохнут, теряя своих былых приверженцев, а грозные имена богов уже ничего не говорят людям! Ореол Ойрот-хана в горах Алтая велик, хотя и возвеличивают его только зайсаны. Эрлик-хан превращен ими же в орудие запугивания непокорных, которым они не всегда правильно и умело пользуются. Потому и Эрлик-хан уже пугает не всех, как и не всех воодушевляет хан Ойрот!
И если русские попы остановятся на левом берегу Катуни и не пойдут дальше, то место Эрлика и Ойрота займет пустота.
Фактически исчезли оба кумира. Но Ойрот-хан еще имеет живую плоть: ради него мужчины носят косичку, не моют тела и не меняют одежд, объясняя все это очень просто — мы не должны быть похожими на других людей, чтобы хан Ойрот, когда он вторично придет в наши горы, легко узнал своих подданных! Хана Ойрота они примут. Но примут не как мессию новой веры, а как героя-законодателя, спасителя гибнущего народа…
Куулар мотнул головой: «Надо было выслушать таши-ламу до конца! Кто же тот белый бурхан, что поедет на Алтай?»
Не скоро успокоился и Панчен Ринпоче. Он столько вложил в свою идею Шамбалы на Алтае, столько возлагал надежд на умного и энергичного жреца Бонпо, а тот не нашел терпения даже выслушать его. Но так просто он не вернется в Шаругене, чтобы занять место Темного Владыки у его алтаря! Он слишком много знает и не в меру своеволен, чтобы отпустить его с миром…
Да и кем заменишь его? Гонгор — глуп, нетороплив и чересчур исполнителен; Мунко — стар и немощен, излишне долго жил в удалении; на урянхайских лам вообще нет надежд… Остается Куулар, единственный, кому по плечу тяжесть миссии белого бурханизма! Надо поговорить с ним еще раз, но пока надо дать ему время подумать… Может, провозгласить его хубилганом, чтобы оракул далай-ламы назвал его имя на весь Тибет? Нет! Тайна миссии должна быть сохранена! Раскрыв связь, раскроешь смысл… Назвав миссию белым бурханизмом, таши-лама и так многим рискует. Этот риск будет оправдан, если в основе его — большая политика не сегодняшнего дня, а завтрашнего! А то, что устремлено в будущее, всегда имеет шанс выжить и утвердиться!
В пантеоне алтайских шаманистских божеств есть несколько имен, на которые можно было бы опереться; Ульген, Юч-Курбустан, серебряный бог Бурхан, хан Алтай… Все они олицетворяли доброту и мудрость. Пожалуй, одно божество с разными именами… Добрый бог, мудрый седой бог, серебряный бог…
Белый цвет только здесь, на юге, траурный. Там, на севере, он — цвет чистоты, свежести, святости! Так и сложилось имя нового божества — Белый Бурхан…
Солнце только взошло, а трубы Юм-Бейсе уже затребовали лам монастыря на молитву. Таши-лама нахмурился: подозрительно упорно Дондог убеждает высокого гостя в святости своего дацана! Конечно, три моления для лам обязательны, прославление трех сокровищ ламаизма необходимо, но ведь сегодня не середина и не конец месяца, чтобы так усердствовать! [89]
89
15 и 30 числа каждого месяца в монастырях были дни, которые следовало проводить в посте и покаянии. Богослужение в такие дни шло почти круглые сутки. В обычные же дни — трехразовое. (Примечания автора.)
Панчен Ринпоче поднялся с ложа, прошел в умывальню, плеснул розовой ароматной водой в лицо. Вздохнул: надо готовиться к отъезду. Но предварительно завершить начатое.
Осушив лицо и руки о поданную ему простыню, таши-лама вежливо поблагодарил прислуживавшего ламу, попросил тихо:
— Сообщите хубилгану Дондогу, что я жду его.
— Хубилган на молитве, бодисатва.
— Его усердие похвально, но он мне нужен.
Лама ушел с ненужной поспешностью, огорчив взглядом недоумения. Вот и близкие люди уже с трудом понимают его… Может, он действительно делает что-то не так?
Дондог вошел, вытирая пот со лба. Молитва только началась, а он уже изнемог?
— Прости меня, хубилган, но ты не доложил о готовности золотого каравана! — Таши-лама покосился на массивную золотую цепь на груди хамбо-ламы, поморщился: — Я уйду вместе с ним.
— Какой караван, бодисатва? — спросил Дондог плачущим голосом. — В дацане есть золото, но его мало!
— Если его мало, то почему ты, хамбо-лама, позволяешь себе носить золотое гау, мыть грешное тело в чане с золотыми обручами и есть только на золотом подносе? Лам украшают лохмотья, а не роскошь!